Доверено флоту

Налет длился (с перерывами, так как временами самолеты удалялись) около получаса. С различных постов, из многих частей докладывали о замеченных в воздухе парашютах. В районы, где они могли опуститься, высылались на машинах команды бойцов, были перекрыты все ведущие в город дороги, взяты под охрану важнейшие гражданские объекты (военные охранялись и так), организовано усиленное патрулирование улиц. Однако парашютисты нигде не обнаруживались. Их не могло быть много — парашюты замечались лишь единичные. Но искали все же живых людей — диверсантов или разведчиков. О взаимосвязи докладов о парашютах с происшедшими взрывами догадались не сразу.

А вот донесение о сбитом зенитным огнем самолете подтвердилось быстро. Потом выяснилось, что сбит и второй.

Ни один наш корабль, ни один военный объект на берегу при внезапном воздушном налете не пострадали. Но в городе разрушения и жертвы были.

Как только рассвело, я объехал вместе с капитаном 1 ранга А. П. Александровым — командиром Новороссийской военно-морской базы, прибывшим в Севастополь на разбор учения, места, где взорвалось то, что мы пока еще считали крупными авиабомбами. На улице Щербака был полиостью разрушен большой жилой дом. Команды МПВО и моряки разбирали завалы. Вокруг собрались люди.

Над городом и бухтами барражировали теперь наши «ястребки», и, глядя на них, наверное, кто-нибудь думал: разве не могли истребители перехватить врага за пределами города, встретить его где-то над морем? Конечно, могли, если бы мы знали хоть немного раньше, что произойдет этой ночью…

Не дожидаясь вопросов, я заверил горожан, что черноморцы постараются не подпускать налетчиков к Севастополю и сумеют отомстить за сегодняшние жертвы. И с горечью сознавал: это еще только самое начало тяжких испытаний, выпавших советским людям.

Сильный взрыв был зафиксирован во время налета в районе Приморского бульвара, вблизи поднимающегося из воды Памятника кораблям, затопленным в Севастопольскую оборону прошлого века, чтобы закрыть бухты для неприятельского флота. Здесь пострадало выходящее на бульвар здание санатория, были раненые. Поврежден был и памятник, но не особенно заметно. Беломраморная его колонна, увенчанная бронзовым орлом с лавровым венком в клюве, как и прежде, возвышалась над волнами.

При осмотре спуска к морю штабные специалисты, приехавшие сюда со мной, нашли крупный осколок металла закругленной формы. Он напоминал кусок крышки от торпеды. Это наводило на мысль, что с самолетов, быть может, сбрасывались торпеды — оттого и такая сила взрывов — и враг замышлял устроить нам «Таранто» (так называется порт на Средиземном море, у которого английские самолеты-торпедоносцы за один налет в ноябре 1940 года вывело из строя три итальянских линкора).

Предположение это, однако, не подтвердилось. Вскоре было установлено, что самолеты, появившиеся над Севастополем, сбрасывали не торпеды и не бомбы, а морские мины. Это они спускались на замеченных многими парашютах. Цель врага стала ясной: заминировав выходы из севастопольских бухт, запереть в них наши корабли, сковать таким образом Черноморский флот, а последующими налетами потопить и уничтожить все, что находится в главной базе. Но противнику не удалось застать нас врасплох, и его замысел сорвался. Самолетам, встреченным интенсивным огнем, пришлось прибегать к противозенитному маневру, уклоняться от курса, да и затемнение города, надо полагать, затрудняло ориентировку. И часть мин попала на берег или на мелководье (в том и другом случае они автоматически самовзрывались).

И все же сколько-то мин таилось под водой, и где именно — мы не знали. С пяти часов утра севастопольский ОВР — бригада охраны водного района главной базы, которой командовал опытнейший моряк контр-адмирал В. Г. Фадеев, получив соответствующий приказ, приступила к тралению в Северной и Южной бухтах и на подходных фарватерах. И тут мы встретились с новыми неприятными неожиданностями. Но об этом — немного дальше.

Как ни потрясены были севастопольцы внезапностью коварного вражеского удара, жертвами которого стали мирные люди, уснувшие вечером с мыслями о наступавшем летнем воскресном дне, жители города не проявили растерянности. Возмущение, гнев и готовность сделать все, что потребуется для отпора агрессору, — вот чем определялось настроение всех, с кем мне довелось встретиться тем утром.

Запомнился разговор с группой граждан на окраине, у развилки дорог, ведущих к Карантинной бухте и Херсонесу. Пожилой мужчина, вооруженный берданкой, — это он знаками руки остановил нашу машину, желая сообщить военным о том, что здесь видел, — с жаром рассказывал, как, находясь на охране складов, заметил спускающийся парашют (ему казалось, что он различает в темноте и болтающуюся под куполом человеческую фигуру) и как бросился туда, где парашютист мог приземлиться, решив лично захватить врага. Но парашют отнесло к бухте, и старик был очень раздосадован тем, что ему не удалось настичь парашютиста.