Доверие

И в ту же секунду, точно эхо собственных его слов, Бехтлер услышал голос прокатчика по прозванию Гербер Петух: «Не дай себя пристрелить, так или иначе, а от жизни ты больше будешь иметь».

А вокруг их стола в прокуренном зале, напротив главных ворот бентгеймовского завода, таинственно звенел, внятный лишь посвященным, хор радостных и злобных голосов, хор, от которого нельзя избавиться, ибо каждого он сопровождает по жизни, — случайное слово, и голоса уже слышны, как рядом…

Внезапно Гербер Петух отвел глаза от Бехтлера. Нехорошо стало у того на душе. Видно, чует, что я задумал. Бехтлеру в то время уже был точно известен день отъезда, маршрут. Альберт Ноуль обеспечил ему работу в Хадерсфельде, вручил подъемные, словом, завербовал его, как это называлось в Коссине. Ладно, утешал себя Бехтлер, как там, так и здесь говорят по-немецки, а им нечего соваться в мои дела. Никто в его дела и не совался, ибо никто не знал его намерений, кроме Ноуля.

После их прибытия в Хадерсфельд Ноуль как в воду канул. Коссинцы перестали его интересовать. Да и они больше не нуждались в нем. Все шло как по маслу. Отдел кадров на бентгеймовском заводе был оповещен заранее. Их приняли с распростертыми объятиями. Время от времени Бехтлер видел в машине Бютнера с его красавицей женой. Прежнего своего директора, профессора Берндта, он ни разу не встретил. Куда тот подевался? Непосредственный начальник Бехтлера, коссинский инженер, тоже удравший вместе с женой и ребятишками-близнецами, и здесь до недавнего времени работал инженером в его цехе. А что сталось с Ноулем и его женою, Леной Ноуль? Терпеливо, год за годом ждала она мужа. Вместе с ней в одном доме, за одним столом с Эндерсами, сидел и Роберт Лозе. Он очень ее домогался. Но она не поддавалась, все продолжала ждать. Слышать не хотела, когда ей говорили, что муж не вернется. В один прекрасный день он и вправду вернулся. Чтобы вскоре удрать вместе со всеми нами. Лена сшила себе синее платье к его приезду. Роберт Лозе глаз не сводил с ее рук, с ее лица — даже сейчас, в воспоминаниях Бехтлера, он не отрывал взгляда от Лены Ноуль.

— А что сталось с Робертом Лозе?

— Я его не знаю, — отвечал Ридль.

— Да, всех знать невозможно. Томаса вы, вероятно, тоже не знаете.

В воображении Бехтлера мигом возник этот юноша. Он был совсем близко и равнодушно смотрел на него холодными светлыми глазами, потом отодвинулся куда-то в необозримую даль, отвернулся и увел Роберта от стола. Что-то они задумали, эти двое, верно, чему-то учиться хотят, там это принято.

— Кто этот Томас? — спросил Ридль.

— Томас? Кажется, Хельгер его фамилия. Он, наверно, уже закончил учебу.

— Какого-то Томаса я знаю, но, может, это не тот. Мой уже кончил и работает в ремонтной мастерской.

— Скорей всего, он, — обрадовался Бехтлер.

Разговор дошел до мертвой точки. Пора было расходиться. Бехтлеру, конечно, хотелось еще многое узнать о жене Ридля, о ее жизни и смерти, но он чувствовал: ему не хватает слов для этого трудного вопроса.

Тут Ридль вдруг нагнулся над столом и тихо, словно его принуждали именно Бехтлеру сказать всю правду, проговорил:

— Моя жена никак не могла решиться вместе со мной уйти на Восток. А когда вдруг двинулась в путь одна, даже не написав мне, было уже поздно. Перед самыми родами.

— Она родила в дороге? — Бехтлер говорил так же тихо, казалось, они делятся какою-то тайной.

— Нет, уже у нас, и умерла.

— Ребенок тоже?

— Нет, ребенок жив и здоров.

— Значит, вам скоро понадобится новая жена, — грубо сказал Бехтлер, стремясь скрыть свою взволнованность. Ибо так же, как Ридль, усматривал взаимосвязь между его, Ридля жизнью с Катариной и оставаньем, отъездом и смертью этой женщины. Ридль не предполагал таких мыслей в Бехтлере. Оскорбленный его словами, он встал. Если бы Бехтлер торопливо не протянул ему руку, он бы ушел, не простившись. В мгновение ока Бехтлер превратился в чужого, враждебного ему человека. То, что он сбежал лукаво, втихомолку, словно это было какое-то незатейливое приключение, представилось Ридлю насмешкой над его собственной жизнью. Прочь отсюда, подумал он, прочь, прочь!..

Под дождем перед дверью он дождался Витта.

Едва Бехтлер оказался в одиночестве, как люди, сидевшие по соседству, стали пододвигать к его столику свои стулья, точно проклятие было снято с него после ухода Ридля. Бехтлера здесь любили. За шутку, которую он сыграл с русскими — так они воспринимали его побег, — и еще за его выступления во время забастовки в прошлом году да и вообще при всех конфликтах на заводе. Он не обманул Ридля.

Они выспрашивали Бехтлера, кто это сидел за его столиком, и он отвечал:

— Инженер из восточной зоны, из Коссина.

И в легком тоне стал рассказывать о том, что камнем лежало у него на сердце. О жене Ридля, о ее упорном нежелании уехать на Восток, о ее смерти, о которой он только что узнал.

— Чего ж ему здесь надо? — поинтересовался кто-то.