Доверие

При других обстоятельствах, говорила себе Лена, хороших или дурных, выражение его лица тоже менялось, но так, как меняются лица при обычных будничных делах. Порой, думала Лена, и странное, нестерпимое оказывается обыденным, будничным, потому что выпадает на долю каждого. То прекрасное, что случилось со мной, когда Роберт вдруг явился в Коссин, хоть и было прекрасно до неправдоподобия, но могло случиться и с другой, только что для меня это было необычно. В книге, которую ему привез Томс, наверно, происходит что-то исключительное и единственное.

Она не мешала ему. Оставила наедине с книгой, хотя сегодня и было воскресенье.

Сестра Мельцера сумела быстро освободить его из лагеря, и потом уж такой человек, как Мельцер, в каких только странах не побывал. Возможно, он увиделся с Селией. Скорым из Парижа до Тулузы час-другой езды. Для Герберта это не расстояние. Может, он видел Селию средь белого дня? Не пришлось ему ждать той полоски света. А мне не надо было видеть ее. Ничто не затмит в моей памяти ее красоты.

Ясно и просто описал Герберт все, что произошло с Селией, нет, такого не выдумаешь. Наверно, она сама все ему рассказала. В первый раз они, наверно, встретились случайно. Она приезжала с сообщениями в Тулузу. И уехала обратно в Испанию.

Но конец, исход своей жизни, не могла же она ему рассказать. О нем рассказали ему друзья, с которыми Селия часто встречалась.

Если, конечно, он все это не сочинил. Похоже на правду. А это самое главное. Печален такой конец, но, читая его, успокаиваешься. Так бывало уже не однажды. И вполне могло быть.

Дядя был вне себя от радости, увидев Селию. Сам того не подозревая, он помогал ей, отваживал набежавших приятелей и соседей. Понимал, не хочется ей рассказывать о том, что она испытала у красных.

Но и это время прошло. Время мирной жизни в тихом деревенском доме, во франкистской Испании. И еще больше времени прошло, прежде чем она рассказала обо всем Герберту. Наверно, уже после мировой войны. Как бы иначе она попала в Тулузу? А я, Роберт, здравым и невредимым добрался до Франции и все это время провел в маки. Работал в гараже. И многие нацисты, пригонявшие к нам свои машины, потом вспоминали меня недобрым словом. Но время текло и текло, настал наконец и для меня час возвращения, и для Рихарда тоже. И для Герберта. Что ж, держи свое слово, Герберт! Он сдержал слово, написал книгу. Вот она передо мной. И воскресенье скоро кончится. Лена и Эльза уже возвращаются. Надо мне и о них подумать!

— Лена, дорогая, не сердись на меня. В книге, которую привез мне Томс, мы все. Я читаю ее и все, как сейчас, вижу. А остальное точно ветром сдуло. Даже прошлую безумную неделю. Остается только то, что в книге.

— Ах, Роберт, — смеясь, сказала Лена, — не надо мне ничего объяснять. Ешь скорей и читай дальше. Я на тебя не обижаюсь.

— Правда, Лена?

— Ну почему бы я стала обижаться, Роберт? И чего мне тревожиться? Ведь это только книга. Все, что в ней, уже миновало. Я ничего больше не боюсь.

Не верится мне, что Герберт виделся с Селией. Я бы к этому счастью не рвался. Вдосталь успел наглядеться на нее в пещере. А вот это уже, наверно, чистая правда: в усадьбу стали приходить старые и новые друзья. Женихи. Какой-то ревнивец решил ее выследить. А выслеживать нечего. Не было у него соперника. Изредка она ездила в соседний городок, к подруге. Там и встретилась с Бенито. Вначале все шло как по маслу. Пока на него не донесли.

Это Герберт, возможно, сочинил. А дальше все правда. Не знаю, сочинил он или нет, но правда.

Почему бы Герберту в Тулузе и не спросить о Селии? В ответ он услышал: «О ней мы давно ничего не знаем».

Я прочитал уже почти всю книгу, и я знаю, что он больше никогда ничего не услышит о Селии. Недаром Герберт похоронил ее в снегу. Однажды она опасной тропою шла по горам. Ибо чувствовала, за нею следят. Такое бывает. Я испытал это на собственной шкуре. Ее не схватили. Потому и не пытали. Не допрашивали. Она сошла с тропы, когда заметила: за мной идут. И сорвалась. Лежит, погребенная в снегах на веки вечные. Лучшего Герберт и придумать не мог. Зато мы теперь знаем, что с нею случилось. Придумал он или узнал — все так и было…

Наступила ночь. Лена лежала рядом. Он потушил свет. Подумал, надо Рихарду как можно скорей прочитать эту книгу.

Дональд Гросс положил на стол стопку бумаги. И сказал Элен:

— Барклей прислал вам кое-что почитать. Вы, кажется, знали автора — Герберта Мельцера. Это его рукопись. Последняя, Барклей ее не принял. Он говорит, что вы, Элен, знаете почему. Я уверен, вы с удовольствием прочтете…

— Да! Конечно, с удовольствием, — воскликнула Элен.

Гросс с минуту наблюдал, как она перелистывает страницы, кое-где останавливается, читает.

Даже выражение ее лица изменилось. Гросс с удивлением следил за ней, он ждал уже вторую минуту. Наконец сказал:

— Для рукописи Барклея у вас еще найдется время. А книгу мне одолжили. Перепечатайте, пожалуйста, несколько страниц, они мне нужны для работы. И поскорее.

— Хорошо, хорошо, — ответила Элен, — что это вы такой строгий сегодня?

Гросс рассмеялся.