Доверие

— Подойдите-ка поближе, мой мальчик. Можете сесть. Нам с вами придется обстоятельно побеседовать. — Он был белокур, подтянут и нисколько не враждебен. И все-таки на душе у Томаса было неспокойно. Может, это не что иное, как слабое, почти исчезнувшее воспоминание? Голос довольно строгий, но не враждебный. Холодный и проницательный взгляд.

— Скажите мне, — спросил уполномоченный, — давно ли вы знакомы с Эрной Менцель?

— Я такой не знаю! — воскликнул Томас.

— Странно. Вы не знаете Эрну Менцель, однако под Луккау спали с ней в одной палатке. Вы были с нею в Хоенфельде и в Луккау. И недавно с нею же ездили на субботу и воскресенье в Западный Берлин. Верно?

— Это была Пими! — закричал Томас.

— Пими, — сказал молодой человек, — а по мне хоть Фифи. Но давайте эту девушку, у которой столько имен, называть Эрной Менцель. Во всяком случае, одно несомненно, мой мальчик: ты ее знаешь. И нам неважно, как ты ее звал. Нас интересует другое. Ты помог ей перенести с парома в палатку новый рюкзак, набитый новыми же вещами. Не обязательно покупать все эти новые вещи, они ведь довольно дорогие, можно их добыть и другим путем. Если тебе везет, что, конечно, очень важно, и к тому же у тебя есть друзья, которые стоят на стреме, можно попытать счастья в наших новых торговых центрах, в Берлине на Александерплац и в других магазинах поменьше. Но если тебе не везет и сноровки у тебя нет, дело может чертовски плохо кончиться. Впрочем, твоя Эрна Менцель — девица опытная. Но что ты, парень, выросший у нас, без малого четыре года работающий на нашем народном предприятии, что ты позволил себя толкнуть на такие дела — это уж ни в какие ворота не лезет. Не бойся, я бы, конечно, с удовольствием как следует тебе всыпал, да ты уже взрослый, скоро получишь избирательное право, если только тебя его не лишат, что вполне может случиться. Но как ты не провалился сквозь землю от стыда, когда западноберлинская полиция поймала воровку из нашей республики и предложила нам обратить внимание на нее и на жуликов помельче, которые стояли на стреме?

— Это ложь! — воскликнул Томас. Под загаром у него проступила бледность.

— Потише, пожалуйста! Не нахальничай. Как показала некая Сильвия Брауневель, которую ты хорошо знаешь, и некий Эдуард Мейер, который уже давно знает тебя, ты две недели назад в субботу вечером стоял у бокового входа в универсальный магазин в Западном Берлине. — Участковый уполномоченный говорил быстро, под конец даже гневно, но Томасом тоже овладел гнев. Он закричал:

— Как вы смеете меня в этом обвинять, товарищ комиссар, вы, член партии, если вы член партии, я не имею к этому никакого отношения. Все, что вы тут говорили, меня не касается. И я не верю, что Пими воровка.

Уполномоченный бесстрастно слушал Томаса. Он хотел составить себе представление об этом парне, взвешивал каждое его слово. Потом порылся в бумагах и сказал:

— Выходит, что хоть ты и провел два дня с Эрной Менцель в Западном Берлине, но ни в субботу, ни в понедельник ей не помогал?

— Когда мы приехали, — сказал Томас после недолгого раздумья, — на вокзал Цоо в Западном Берлине, все магазины были уже закрыты. А домой, вернее в Хоенфельд, я поехал в ночь с воскресенья на понедельник. К утренней смене я опоздал на час, один человек меня заменил, а на следующий день я заменил его. Вы, если захотите, можете за десять минут это проверить.

Участковый уполномоченный за письменным столом опять заглянул в какие-то бумаги, на этот раз не спеша, чтобы успеть все обдумать. В бумагах значилось: «Молодой слесарь Томас Хельгер неоднократно сопровождал Эрну Менцель в Западный и Восточный Берлин. Эдуард Мейер утверждает, что Хельгер стоял на стреме. Эрна Менцель отрицает, что Хельгер знал об ее кражах». Характеристика, которую они запросили в заводском отделе кадров, не указывая причин запроса, оказалась благоприятной для Хельгера.

Участковый уполномоченный снова заговорил, но уже другим, не официальным тоном.

— Где ты познакомился с Эрной Менцель, которую ты называешь Пими?

Томас пристально посмотрел на молодого человека — или тому так показалось, — на самом деле он смотрел сквозь него и словно видел то место, о котором его спрашивали.

Не овраг, называвшийся змеиным. И не развалины, служившие им жильем. И не продымленный вокзал, где Пими шныряла среди спящих и вконец измученных людей. Он видел прореженный лес, почти без подлеска, а чуть подальше — голый откос. Эде — теперь он, кажется, зовется Эдуард Мейер — знал это место так, будто в голове у него вместо мозга был компас. Он тихонько свистнул. В ответ раздался тоже тихий свист. С другой стороны, осторожно ступая, чтобы не трещал валежник, появились трое или четверо парней из банды. Ужасными показались Томасу их лица, на секунду он даже раскаялся, что вместе с Эде бежал из Грейльсгейма, почувствовал себя страшно одиноким и вдруг понял, что одно из этих лиц — девичье. Наверно, даже наверняка, это была Пими.