Когда пересекаю темную гостиную, справа замечаю потухший камин, испачканный сажей, который теперь напоминает черную дыру. Часы отбивают время. Я сбиваюсь со счета, войдя на кухню, и безуспешно пытаюсь сглотнуть – в горле пересохло.
Налив в стакан воды, делаю несколько больших глотков и быстро осушаю его до дна. Сразу же наливаю еще и, запрокинув голову назад, также пью залпом, пока наконец не утоляю жажду.
Смотрю в окно над раковиной. Всего через несколько недель земля покроется снегом. В доме будет тихо. И никаких женщин в радиусе десятка километров на несколько месяцев.
Эти мужчины похожи на демонов. Как они справляются с такой жизнью год за годом?
Как я справлюсь этой зимой?
В отличие от родителей они провоцируют меня на реакцию, и каждый раз, когда Ван дер Берги это делают, я получаю шквал эмоций, в которых не привыкла ориентироваться, поэтому говорю или совершаю какую-нибудь глупость.
Я споласкиваю стакан, ставлю его обратно на сушку, опираюсь на край раковины и устремляю взгляд в пространство за окном.
Проведя месяцы взаперти с ними, я рехнусь. Парни сведут меня с ума. В итоге без трупа не обойдется.
Справа раздается звук, похожий на звон ключей. Вздрогнув, я резко поворачиваю голову.
Джейк сидит в темном углу за кухонным столом. Я выпрямляюсь. Сердце буквально выпрыгивает из груди. Он пристально смотрит на меня, крутит на пальце кольцо брелока и ловит ключи от машины в кулак. Рядом стоит бутылка пива.
На нем только джинсы, рубашки нет. Мои щеки вспыхивают. Теперь, когда он смотрит, каждый видимый участок моей кожи кажется еще более обнаженным. Я думала, Джейк у себя в комнате.
Но он, похоже, вообще туда не поднимался. Мужчина до сих пор в рабочих ботинках.
Сдерживаю дрожь, однако мои соски затвердевают и выпирают из-под майки. Я скрещиваю руки на груди. Не знаю, заметил ли Джейк. Секунду спустя он проводит пальцем по своим губам.
– Что… – произношу сдавленно и прокашливаюсь. – Что ты здесь делаешь?
На втором этаже включается музыка. «Devil in a Bottle». Джейк продолжает сидеть молча. Понятно, в кого пошел Калеб. Не разговаривать и не общаться – это разные вещи.
Я подхожу к островку, чтобы хоть как-то оградить себя.
– Где твоя… подруга? – спрашиваю тихо.
– Дома.
Все женщины приехали с гонки вместе с нами, так что ему, похоже, пришлось отвезти ее в город. Интересно, из-за чего их планы изменились?
– Не в настроении? – дразню я.
Вместо улыбки он склоняет голову набок. Что-то мелькает в его глазах, отчего мой желудок куда-то проваливается.
Джейк не начал читать мне нотации. Почему? Я расхаживаю по дому практически раздетая, в трусиках. Почему он не рявкает, чтобы я оделась? Или пошла спать?
– Я проголодалась, – поясняю, не в силах посмотреть ему в глаза. – А ты?
И снова мужчина просто сидит, не сводя с меня глаз.
Правда, он не говорит «нет» и не отправляет меня одеться.
Но Джейк этого не говорит.
Я отступаю назад. Несмотря на бешено колотящееся сердце, чувствую себя дерзкой, поворачиваюсь к холодильнику, откуда достаю яйца. Бросаю вызов сама себе, уверенная, что он в любой момент на меня наорет.
Осмелев, обхожу вокруг островка и беру сковороду, все еще ожидая крика.
Джейк молчит. Мои глаза горят. Может, я нарываюсь на скандал.
Или мне просто нравится, когда на меня смотрят.
Я не собираюсь возвращаться в свою комнату.
Не включая свет, двигаюсь по темной кухне. Ставлю сковороду на печку, растапливаю масло, взбиваю яйца. Добавив немного чеснока и креольских специй, чувствую на себе его взгляд. Он следит за каждым моим движением. Понятия не имею, как выглядят мои волосы после сна и истерического пробуждения, но мне нравится, как они спадают на спину и плечи. Такое ощущение, будто меня кто-то обнимает.
Мои тонкие шелковые розовые трусики обтягивают ягодицы, резинки-бикини сидят ниже талии, оставляя обнаженной пятисантиметровую полоску кожи между ними и серой камисолью. Я тянусь вверх, убирая специи, отчего мышцы ног и попы напрягаются, и мне хочется, чтобы он это увидел.
– Почему ты не спишь? – спрашивает Джейк хриплым голосом.
Перемешиваю яичницу на сковороде.
– Кто уснет в таком шуме?
Калеб, возможно, меня бы не потревожил, а вот Ноя не услышать невозможно.
Смотрю на Джейка. Он поглаживает большим пальцем один из ключей. В его глазах искрится та же теплая ярость, что и у его старшего сына. Их звуки отличаются от Ноя. Они тихие, но оглушительные.
Я опускаю глаза; мое лицо пылает. Ступая босыми ногами по полу, еще раз подхожу к холодильнику, беру сыр, натираю горсть, опять перемешиваю и выключаю газ. Мужчина буравит меня взглядом, из-за чего моя кожа становится гиперчувствительной. Зажмурившись на несколько секунд, ощущаю, как внизу живота распространяется жар.