Доверься мне

— Нет! — Она повернулась, чтобы поглядеть на него, и прислонилась к стеклу позади себя. Стеганое одеяло соскользнуло с ее плеч, но она не попыталась прикрыть грудь. — Это я все испортила, а не ты. Я думала, все это в прошлом, правда.

— Значит, нам надо подумать, как сделать так, чтобы это действительно осталось в прошлом.

Она подобрала свой лифчик и платье, лежавшие на полу рядом с кроватью.

— Как? Я говорила со специалистами и другими жертвами, рассказывала им мою историю и слушала их исповеди.

— И сколько среди специалистов было мужчин?

Она недоуменно посмотрела на него:

— Ни одного.

— Тогда расскажи мне. Было бы просто рассказать мне все — так, чтобы я понял. Но я никогда не слышал этого от тебя. Ты всегда рассказывала скорее о своих переживаниях, а не о фактах.

Она повернулась спиной и застегнула на себе лифчик. Этот жест огорчил его своей безнадежностью, но он уже знал, что на сегодня она для него потеряна.

— Микки не хотел, чтобы я хоть о чем-то таком упоминала.

Она накинула через голову платье. Рэнди с трудом отказался от намерения предложить свою помощь в застегивании «молнии». А она, поерзав, успешно выполнила это без его помощи. Он никогда не был в состоянии понять, как женщины это делают. Наблюдать то, как она одевается, было почти так же волнующе, как и раздевать ее.

— Полагаю, муж чувствовал себя виноватым за то, что не смог защитить меня, что было абсолютно нелепо. Он более виноват в ином. Ведь в глубине души он был убежден в том, что я это заслужила.

Она замолкла и стала искать свои туфли.

— Ты делилась с кем-то из своей семьи?

— У меня не осталось близких родственников. С Марси я тогда знакома не была, Майло и Ви в больницу не пускали, так что это были только мой муж и моя лучшая подруга, у которой, как потом оказалось, несколько месяцев была интрижка с Микки. Первые годы у нас был счастливый брак, а потом он развалился. — Она повернулась к Рэнди с глазами полными слез. — Многих из нас в детстве учат, как бороться с трудностями, но Микки никогда не переживал настоящего удара по своему эго — до того, как с ним не продлили контракт. Это было тогда, когда он начал играть по-крупному и завел связь на стороне. Я пыталась ему помочь, но неожиданно он стал смотреть на меня как на соперницу, а не как на партнера. В каком-то смысле, когда, после нападения, я сама стала нуждаться в поддержке, это заставило его почувствовать превосходство.

— Не сказать, что это необычная реакция, — сказал Рэнди, подумав, однако, что этот Микки — рядовой придурок. — Мужчины всегда чувствуют себя виноватыми, если не могут защитить своих жен, а потом, когда они не справляются со своей реакцией, они начинают обвинять женщину.

Рэнди удивлялся тому, что О’Хара никогда не рассматривал Микки в качестве потенциального подозреваемого. Он был обижен на собственную жену. Возможно, даже хотел причинить ей вред и нанял кого-то, чтобы тот это выполнил. Возможно, Микки хотел ее смерти, но нанятый им киллер просто занервничал и ограничился изнасилованием. Не очень похоже на правду, но надо бы это проверить до того, как вычеркнуть ее бывшего из списка.

— Думаешь, это началось сегодня вечером? Если б ты видел мой первый приступ страха… Я набросилась на Микки как тигрица, когда он попробовал коснуться меня в первый раз.

— Да черт с ним. Сядь и расскажи мне.

Если у них обоих и есть хоть какой-то шанс — такой, какой хотел Рэнди, — тогда ему надо знать о том, что сделало ее такой, какова она сейчас. Возможно, он тоже сможет открыть для себя то, что сделало его таким, каким он является.

Хелена стояла молча так долго, что он засомневался, что она его услышала. Затем она глубоко вздохнула и скинула туфли, которые покатились по бетонному полу. Рэнди похлопал по постели рядом с собой. Вместо этого она села в изножье кровати. Платье вздернулось выше колен, по самые кружевные манжеты ее черных чулок.

Она и не подозревала, как много она на него взвалила. Он наклонился до середины кровати и прикрыл себя до пояса одеялом.

— Смешно, что говорят в телешоу о психологическом ущербе, который наносит изнасилование, — так, поверхностный взгляд…

Снаружи кристаллики льда тихо царапали оконное стекло и сползали по нему холодными слезинками. Она содрогнулась, но голос зазвучал сильнее.

— Ты уверен, что хочешь это услышать?

— Да, — уверенно ответил он.

— Изнасилование — это как если бы тебя раз за разом протыкали раскаленной иглой.

Он даже и не пытался вообразить, чего ей стоило говорить, но знал достаточно, чтобы держать рот на замке и позволить ей двигаться туда, куда она сама пожелает.

— Как только я начала ходить к тебе на занятия, сразу вернулись воспоминания, как он меня бил. Мне было необходимо заблокировать это. Воспоминания о побоях — это то, что я пыталась уравновесить, когда мы боксировали.

— Так, значит, ты в целом была в сознании во время нападения?