Доверьтесь мне. Я – доктор

– Держи, – говорит она и сует мне в руки пустой конверт, любезно улыбаясь при этом приближающемуся мистеру Баттеруорту.

– Там же ничего нет! – шепчу я.

– И что, по-твоему, я должна сделать? – шипит она в ответ.

Но вместо того, чтобы остановиться и спросить, чем я занимался с начала смены, мистер Баттеруорт проходит мимо, даже не глядя в нашу сторону.

– Вечно он такой, – говорит Максина, закатывая глаза. – С тех самых пор, как жена от него ушла.

Я делаю движение вслед мистеру Баттеруорту, но тут до меня доходит смысл ее слов.

– Прости, ты сказала жена? Он что, был женат? – спрашиваю я, пораженный тем, что мистер Баттеруорт мог-таки когда-то проявлять интерес к человеческим существам не под наркозом и не со вспоротым животом.

– О да! Это его прямо подкосило. Думаю, причина была в его вечном отсутствии. В общем, она ушла, и с тех пор он прямо сам не свой. Не то чтобы раньше он славился общительностью. Но после того стало гораздо хуже.

Мистер Баттеруорт выглядывает из-за угла и ворчливо приказывает мне следовать за ним. Догоняю его, чувствуя себя виноватым за то, что вызнал про него такие личные вещи. Пока мы стоим в лифте бок о бок, я замечаю обручальное кольцо на его правой руке. Двери лифта открываются, мы выходим, и он тут же злобно рявкает на медсестру за то, что оказалась у него на пути.

Воскресенье, 11 января

Завтрак мне сегодня готовила Флора. Руби куда-то запропастилась. Звонила мама, оставила сообщение на автоответчике, но я спал и ничего не слышал. В остальном выходные проходят без происшествий, что раньше показалось бы мне скучным, но теперь, когда в будни происшествий у меня пруд пруди, кажется просто восхитительным.

Понедельник, 12 января

Мистер Гудман поступил в хирургию в прошлый вторник: его направили из отделения скорой помощи, когда ему стало совсем плохо. За неделю до этого он обращался к семейному врачу по поводу запора. Но слабительные не помогли, а общее состояние вдруг резко ухудшилось. Начались озноб, одышка. Он сам приехал в больницу, но упал в обморок на парковке, и в скорую помощь его привезли на каталке. Рентген показал перфорацию кишечника, содержимое которого попало в брюшную полость.

Я наблюдал, как Старая Кошелка стабилизировала его, прежде чем отправить в операционную. Он лежал совершенно спокойно, пока персонал суетился вокруг. Я был поблизости, когда она ему объясняла, что придется сделать срочную операцию, чтобы зашить отверстие, что положение серьезное и что, вполне вероятно, они, вскрыв кишечник, найдут там рак.

Он, неспешно кивая, внимательно ее выслушал, а когда Старая Кошелка закончила, вздохнул и произнес:

– До чего же это некстати, вы не представляете.

Похоже, он недооценивал тяжесть положения, что лишний раз подтвердил его следующий комментарий:

– Понимаете, мою жену парализовало, и я ухаживаю за ней. Сейчас она дома одна, и ее пора укладывать в постель. Она меня ждет. Я сказал, что отъеду всего на пару часов. Ей надо сменить мочеприемник. Как вы думаете, нельзя мне пару дней обойтись таблетками, а потом, когда я все устрою, вернуться и лечь на операцию?

Старая Кошелка резко его перебила.

– Мистер Гудман, у вас в кишечнике дыра. Если мы немедленно не сделаем операцию, в течение нескольких часов вы умрете. Вы и так можете умереть, но без операции ваши шансы выжить равны нулю.

Молодец, Кошелка, умеешь ты быть деликатной! Мгновение он колебался.

– Ах, боже мой, вот уж действительно некстати.

Я молчал, пораженный таким невиданным альтруизмом.

Кто-то договорился, чтобы его жену тоже доставили в госпиталь, а мистера Гудмана увезли в операционную. Я продолжал принимать пациентов в отделении скорой помощи, пока Старая Кошелка и мистер Прайс оперировали его.

На следующий день я увидел мистера Гудмана во время обхода. Он все еще был без сознания; из операционной его отвезли прямиком в реанимацию. Я стоял в ногах кровати, когда хирурги обсуждали операцию и заглядывали в его карту.

– Рак разъел все внутри. Резекция в целом удалась. Но шансов у него, скажем прямо, совсем мало.

На следующем обходе он был в сознании, но, когда вытащили трубки, у него возникли трудности с дыханием, поэтому ему сделали трахеостомию. По этой причине он не мог теперь говорить. Он лежал спокойно и глядел в потолок, пока доктора изучали его снимки и результаты анализов. Я делал отметки в карте, Суприя записывала дальнейшие распоряжения. Мистер Прайс рассказал пациенту об опухоли, которую у него обнаружили.

– У вас есть какие-нибудь вопросы? – спросил он в конце.

Мистер Гудман стал медленно показывать буквы на ламинированной карточке с алфавитом: К.Т.О.У.Х.А.Ж.И.В.А.Е.Т.З.А.М.О.Е.Й.Ж.Е.Н.О.Й.

Часть меня хотела взять его за плечи и потрясти, чтобы он начал, наконец, думать и о себе. Но другая часть готова была ему аплодировать за эту искреннюю, не напоказ, преданность и надежность.