Доверьтесь мне. Я – доктор

Суприя выходит со мной и Руби на перекур. Конечно, она не курит. Она для этого слишком правильная. Но пятачок за мусорными баками позади корпуса скорой помощи – это убежище для интернов. Дежурка слишком далеко; обычно где-то на полпути к ней у тебя сигналит пейджер, и приходится либо разворачиваться, либо все-таки идти туда, но лишь для того, чтобы сразу вернуться обратно. Поэтому мы стоим на улице, кто с сигаретой, кто без, пытаясь немного прийти в себя. Без этих пауз я давно сошел бы с ума.

– Не то чтобы я разочарована в профессии врача. Скорее, чувствую себя обманутой, – замечает Руби, продолжая наш вчерашний разговор.

– Я так радовалась, когда получила диплом, а сейчас мне кажется, что меня здорово надули. Я-то думала, что буду помогать людям, держать за руку старых леди в пору нужды.

Мне немного неловко, что все это слышит Суприя. Смотрю на нее: с аккуратно накрашенными ногтями, в элегантной выглаженной блузке, с гладкой безупречной прической. Мало того, у нее заколка подобрана в цвет обуви. Она никогда не жалуется, не показывает, что ей тяжело. Приходит на работу вовремя и всегда знает, что надо делать. Не возмущается, когда надо задержаться, или когда на нее кричат, или когда ставят дежурить в выходные. Суприя все воспринимает с олимпийским спокойствием. Но сегодня она едва не плачет.

– Я думала, я одна такая! – поддакивает она Руби. – Прямо не знаю, что делать. Совсем не так я себе это представляла.

Я потрясен. И Суприя тоже? Наша Суприя, которая находит время до блеска начищать туфли? Мой мир вот-вот рухнет.

– Я бы хотела все бросить, но это невозможно. Мой папа – врач, мама – врач, и брат – тоже врач. Собственно, у нас в семье все врачи. Хотя нет, дядя – агент по недвижимости, но мы с ним не разговариваем. Я не могу уйти. Они меня убьют.

Я понимаю, что мне еще повезло: семья никогда не давила на меня в выборе профессии, они просто хотели, чтобы я был счастлив. А на Суприи, оказывается, лежит еще и груз родительских ожиданий в добавление ко всему остальному, с чем приходится сталкиваться интернам.

Хоть это и бессердечно, я испытываю облегчение от того, что Суприи тоже тяжело. Приятно сознавать, что даже самые умные и терпеливые из нас уже на последнем издыхании.

Срабатывает пейджер у Руби, а через пару секунд – у Суприи. Обе идут в отделение, а я остаюсь еще ненадолго, хоть мне и делается неуютно одному.

Пятница, 9 января

Отдежурив ночь, просыпаюсь от сигнала пейджера. Часы показывают 8:45. Я проспал. Вот черт! Ну почему именно сейчас? Конец дистанции уже близок, а я не могу пробежать последних метров. Смотрю на номер на пейджере: хирургия. Наверняка Дэниел или Старая Кошелка. Сажусь и набираю номер с телефона в дежурке.

– Алло! – говорит на другом конце кто-то голосом Льюиса.

– Гадство такое, не представляешь, – быстро начинаю, – я, мать твою, проспал, так что все дерьмово! Прикрой меня, Льюис. Я уже бегу.

На другом конце полная тишина.

– Алло, с кем я говорю? – оживает, наконец, трубка. Это оказывается мистер Баттеруорт.

О Боже! Я хочу умереть, и быстро, желательно до того, как придется ему отвечать. Ну где все эти инфаркты миокарда, когда они так нужны?

– Алло! – повторяет голос с характерной интонацией мистера Баттеруорта.

– Хм… алло-алло, – говорю я, пытаясь потянуть время, – вы меня слышите?

– Это мой интерн? – спрашивает мистер Баттеруорт. – Похоже, ошибка на линии. А где все?

Вроде бы он не понял, что это я ругался в трубку, и списал все на какой-то жуткий анахронизм, путаницу с подключениями, которая могла произойти разве что в век телефонисток со штекерами. Господи, как я люблю технофобов! Но раз мистер Баттеруорт звонит мне сам, а не поручил это кому-нибудь из подчиненных, то значит, в отделении никого нет. В голове у меня быстро складывается план.

– Видите ли, в настоящий момент я в радиологии, пытаюсь получить результаты обследований. Насчет остальных не знаю, – бойко вру в трубку. – Утром, когда я пришел в отделение, там тоже никого не было.

Последнюю фразу я произношу с некоторым нажимом. Смутно припоминаю, что Дэниел и Старая Кошелка что-то говорили про какую-то лекцию, и не могу поверить, что проспал в тот самый день, когда остался в отделении один.

– Ну хорошо, что проявили инициативу. Тогда я тоже туда подойду, и мы с вами отправимся на обход.

«О господи», – думаю я, окидывая взглядом свою пижаму.

– Конечно, – отвечаю ему, сознавая, что открыть сейчас правду будет немного некстати.

Избавлю вас от описания того, как я носился по дежурке, разбрасывал вещи, пытаясь одеться, и бежал через парковку в отделение скорой помощи, а оттуда в радиологию, где Максина как раз вешала на крючок свой плащ.

– Помоги! – только и успел пробормотать я, хватая ее за руку, прежде чем мистер Баттеруорт в темпе улитки, ползущей по дорожке в саду, возник в поле нашего зрения и двинулся к нам по коридору. – Мне нужны какие-нибудь снимки, хоть что-нибудь.

То ли ужас в моих глазах, то ли не застегнутые манжеты рубашки, но что-то ей подсказывает – дело серьезное.