Довести Хабиба

– Значит так, Вадим Львович, со всем уважением…– произнес Сатоев вкрадчиво, сверля отчима горящим взглядом исподлобья, – МИне по хуй, как вИ там ко мне относитесь и чИто думаете. Я бы прЭдпАчел, чИтобы не думали вообще. Усе!

Хабиб удалил ладонью по столу, распаляясь, отчего все дружно вздрогнули.

– ПознакомЫлись, пАгАворили, вот и отличнА! ХватЫт! МИнЭ от вас ничего нЭ надо: ни дЭнег, ни связЭй, ничЭго! Только, чИтоби Мадинке мозги не делали…Пусть она к вам приезжает, когда захочэт. Уесли вы вдруг к нам захотите – я тоже рад…Только чИтобы нЭ часто! Я понятно объясняюсь, да?

По окаменевшему лицу отчима, украшенному изумленно изогнутыми бровями, сложно было судить, что ему там понятно. Подозреваю, что он просто лихорадочно пытался вспомнить, в каком году с ним в последний раз так разговаривали. Непроизвольно положила руку Хабибу на плечо, напоминая Палею, что Сатоева трогать нельзя…

Хабиб на это повернулся к моей матери, нервно поведя плечом и скидывая мою ладонь.

– Алсу Фаридовна, Исчо раз вас с юбилЭем. Счастья – здАровья, мАё вам почтЭние, но…, – от поджал губы и буркнул в бороду, – Вот Усе тоже самое, да?

Мама только медленно кивнула. Сатоев кивнул ей в ответ, еще раз медленно обвел всех присутствующих тяжелым взглядом и только теперь обратился ко мне.

– Ну чИто, Мадин, выйдЭм?

29.

Я кивнула словно в полусне. Покачнувшись, поднялась со стула и на ватных ногах проследовала к выходу, конвоируемая молчащим Хабибом.

Лучше бы говорил.

В этой тихом вакууме, окутавшем нас, лишь отчетливей ощущалась его горячая грубая ладонь на моей наполовину обнаженной пояснице. Уверенное давление пальцев, и я послушно свернула влево, когда мы вышли на палубу.

В лицо тут же ударил морозный ветер мартовской ночи, дыхание облачком пара сорвалось с губ. Влажный от близкой воды воздух зябко заколол кожу.

– ПАдАжди, – Хабиб тормознул меня за локоть у самого выхода. Вернулся внутрь и подхватил один из пледов, кучей сложенных на тахте у гардероба. Завернул меня в шерстяную ткань как в кокон, и только потом вновь надавил на спину, разрешая идти.

Сам же так и вышел на улицу в одной тонкой рубашке, будто у него под белым сукном была спрятана печка.

Обогнув кучкующихся курильщиков, я прошла к носу теплохода. Встала у кого-то свисающего с верхней палубы каната, поплотнее кутаясь в шерстяной плед и с опаской поглядывая на подходящего ближе Хабиба. В вечернем сумраке его черные глаза казались непроницаемыми. Плотно сжатые губы, чуть сведенные на переносице брови, руки, засунутые в карманы брюк, отчего ткань на бедрах сильно натянулась. У него был такой отстраненный, закрытый вид. Вроде бы и родной, но совсем чужой одновременно. Сердце непроизвольно сладко защемило – в это мгновение Сатоев мне казался очень красивым.

Хабиб встал рядом, погладил гладкие перила рассеянным жестом и, сощурившись, посмотрел вдаль:

– НЭ было значит случая, да, Мадь? – хоть и сказано было с усмешкой, но в его хриплом голосе отчетливо прорывалась горечь, – Вот такого особенного чИто ли ждала? Как Эйчас? ПАчему сразу не сказала, а?

– Извини…– я зарылась подбородком в плед, опуская глаза.

Так остро чувствовала его обиду, что мне было мучительно стыдно. Нос опять предательски защипало, а глаза запекло…Чертов гормоны, чтоб их…

Хабиб ничего не ответил, только нахмурился сильнее и тоже опустил голову, уперев руки в борт. Его четкий профиль прорисовался в темноте словно на чеканной монете. Было видно, что он собирается что-то сказать. И поэтому я ждала и молчала.

– НЭ хочЭшь чИто ли сЭйчас? Или вАще? – Сатоев вдруг резко повернул голову и вперил в меня тяжелый непроницаемый взгляд.

– Чего не хочу? – не поняла я.

– РЭбенка.

У меня челюсть отвисла. Он что? Серьезно???Да как такое только в голову пришло! Но пытливый, хмурый взгляд Хабиба, просверливающий меня насквозь, его напряженная поза, будто закаменевшие плечи, пальцы, впившиеся в перила до побелевших костяшек…Всё указывало на то, что он далек от того, чтобы сейчас шутить.

Хаби, ну что ты…

Я пару раз растерянно моргнула, а в следующую секунду бросилась к нему и обняла. Уткнулась лицом в мощную грудь, обтянутую белоснежной рубашкой, жадно и глубоко вдохнула терпкий мускусный аромат, смешанный с туалетной водой. Ладони заскользили по широкой спине и сомкнулись на более узкой талии, крепко-крепко сжимая. Сатоев на мгновение замер от неожиданности, а затем отмер, хрипло усмехнувшись мне в макушку и поправляя сползший с голых плеч плед.

– Я же тебе говорила, что я тебя люблю? – нечленораздельно промямлила я ему грудь, нежась в тепле большого тела и прислушиваясь, как сильно стучит сердце рядом с моим виском.

– Было чИто-то такое…– лениво протянул Хабиб, обнимая меня за плечи.

– Я думала, это ты не очень хочешь, – всхлипнула тихо, продолжая, – Так носился с этими несчастными презервативами…