Довлатов

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 31–32)

Лев Лосев:

Когда я познакомился с Сережей (это было уже после его ухода в армию), моя жена Нина очень удивилась, что я со студенческих времен его не запомнил. Она говорила мне: «Неужели ты не помнишь эту замечательную, невероятно красивую пару на филфаке? Я с ними знакома не была, но их нельзя было не заметить». Действительно, все, кто видел их тогда, подтвердят: Сережа и его тогдашняя подруга Ася были очень хороши в юности.

Ася Пекуровская:

Оказавшись тоже человеком застенчивым, Сережа заметался в поисках выхода из ситуации. Как закрепить новое знакомство, уже построенное на обоюдном желании покинуть университет, и в то же время сдать зачет, требующий, наоборот, присутствия в университете. Вступали в конфликт ценности высшего порядка. Тут долг противостоял желанию, и, хотя было очевидно, что такие конфликты возникали у людей типа Сережи чрезвычайно редко, являясь скорее лишь теоретической возможностью, в тех (немногих) случаях, когда они все же возникали, желание неизменно терпело поражение в борьбе с долгом, а долг продолжал оставаться долгом и расти, как все долги. Кроме того, несдача зачета по немецкому языку, налагаясь на уже сложившиеся тяжкие обстоятельства, грозила перерасти в роковые последствия высшего порядка типа исключения из университета и скандала в доме.

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 32)

Людмила Штерн:

Весна… Залитый солнцем Невский проспект, толпа, сплошной рекой текущая мимо Пассажа, тающие сосульки, с крыш за воротник капают первые капли, смуглые мальчишки протягивают веточки мимозы. Близится восьмое марта. Внезапно в толпе образуется вакуум, и в нем я вижу огромного роста молодого человека с девушкой. Оба в коричневых пальто нараспашку, оба брюнеты, черноглазы, чернобровы, румяны, ослепительно хороши собой. Они неторопливо шествуют, держась за руки, — непринужденные, раскованные, занятые исключительно друг другом. Они знают, что ими любуются, но «как бы» никого вокруг не замечают, отделенные от остального мира «магнитным» полем своего совершенства. Они — хозяева жизни. И кажется, что этот первый весенний день принадлежит только им, только для них светит солнце, и только им протягивают мальчишки веточки мимозы.

«Если мы захотим похвастаться перед инопланетянами совершенством homo sapiens, мы должны послать в космос именно эту пару», — подумала я. «Ну уж, если не в космос, так в Голливуд. Черт знает как хороши».

Они прошли мимо, и я смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. Сперва она, а его стриженый круглый затылок был виден даже у Аничкова моста…

(Штерн Л. Эта неаполитанская наружность // Малоизвестный Довлатов: Сборник. СПб., 1995. С. 387–388)

Ася Пекуровская:

Зная немецкий язык в степени, достаточной для перевода Сережиного текста, я предложила свои услуги, которые были приняты с благодарностью человека, у которого в последнюю минуту раскрылся парашют. Сережа внимал моему переводу и следил за текстом с таким напряжением, как если бы он взялся проглотить себе подобного гиганта. Полчаса спустя он появился, помахивая зачеткой, и с улыбкой победителя бросил:

— Вот так. Нам поставили зачет. В наше настоящее ваш вклад оказывается первым. Люблю быть в долгу.

Хотя все происходило на моих глазах, поверить в то, что некая китайская грамота, коей был для Сережи, согласно его версии, немецкий текст, могла быть перенесена на камертонных вилках слуха, из одной комнаты в другую, как нота «ля», было выше моих сил. Угадав причину моего недоверия (А что, если он знает немецкий язык не хуже меня?), которое, по-видимому, застыло на моем лице, Сережа сказал:

— Разве я вас не предупреждал, что обладаю феноменальной памятью? Чтобы поспеть за мной, вам может понадобиться золотая колесница.

(Пекуровская А. Когда случилось петь С. Д. и мне. СПб., 2001. С. 33–34)

Лариса Кондратьева:

Ася была похожа на Нефертити (если вы помните эти популярные статуэтки Нефертити, которые тогда были в моде), а Сергей — на Гамаль Абдель Насера. Они, как и все их друзья, были гедонисты. Я была связана с этой компанией через Асю (она жила рядом со мной), потому что я уже закончила университет в 1961 году.

Михаил Рогинский:

Помню, я снимал комнату на улице Плеханова как раз после того, как там жили Сережа с Асей. Я случайно столкнулся с ней, когда она пришла за вещами. Тогда я увидел ее в первый раз. Это была женщина совершенно необыкновенной красоты, эффектно одетая в красное пальто. Она бросила взгляд на мое побледневшее напрягшееся лицо и надменно сказала: «Что, хороша?» Действительно, была очень хороша, что говорить.

Ася Пекуровская: