Читаем Довлатов — добрый мой приятель полностью

14 марта

Здравствуй, милый Сережа!

Вот уже три недели я живу в МакДоуэлл-колонии. Игорь [Ефимов — ], который был здесь несколько лет тому назад, пугал меня скукой и одиночеством. Ничего подобного я не ощущаю. Я попала чуть ли не в самую отдаленную студию в глубоком лесу. Вокруг только птицы и белки, сосны и снег (прости, ты же ненавидишь природу). Моя студия — двухэтажная. Внизу кабинет и кухня, наверху — спальня и ванная. Кухня не нужна, потому что завтракаем и обедаем в нашей викторианской столовой, с чудесной антикварной мебелью, портретами в рамах и свечами. Каждому гарантируется полное одиночество с 8.30 утра до 6.30 вечера. Сейчас в колонии живут восемнадцать человек. Из них пять композиторов, семь художников, шестеро — поэты и писатели. Твори на здоровье. Я и пытаюсь. Сочиняю «полнометражный» роман. Готовой продукции — 90 страниц, то есть 11 глав. Это примерно одна треть. В романе один из героев, к сожалению, не главный, похож на тебя в юности. Такой же высокий, нечеловеческой красоты, застенчивый молодой прозаик. Вчера написала главу о его первом литературном вечере в ССП. В жизни он гораздо лучше, чем на страницах моего несчастного романа.

Я подружилась здесь с несколькими колонистами. Один из них — композитор из Техаса, только что кончил сочинять оперу «Три сестры». Я учила его правильно произносить фамилии Чебутыкин и Соленый. Музыка прекрасная, пьеса, извини, по-моему, посредственная. Другой приятель — довольно известный гейский драматург. Еще обзавелась подругой — эссеисткой, феминисткой, этакой Сьюзен Зонтаг в уменьшенном масштабе. Мне очень интересно и полезно слушать их разговоры о судьбе современной американской литературы. Я пробуду здесь еще две недели, а в апреле приеду в Нью-Йорк. Мои новые приятели обещают познакомить меня со своими литературными агентами.

И еще здесь замечательные прогулки. Когда в голове нет ни одной мысли, а это довольно частое явление, я встаю на лыжи и брожу по заснеженным лесам, полям и весям. Замшелые булыжники, овраги, тишина. Похоже на Комарово. Из наших русских приятелей здесь жили Игорь Ефимов и Юз Алешковский. В один из первых вечеров в колонии Игорь, желая развлечь за обедом колонистов, рассказал антикварный русский анекдот: петух гонится за двумя курицами и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь». А курица говорит своей подруге: «Не слишком ли быстро мы бежим?». Анекдот был встречен гробовым молчанием. Дамы, среди которых преобладали феминистки, насупились, как мыши на крупу, и на следующий день с Игорем не здоровались. Он заскучал и покинул колонию раньше срока. А Юз, которого тут называли дядя Джо, имел в колонии бешеный успех. Он научил повара варить борщ, от которого все в восторге.

Если когда-нибудь захочешь мне позвонить, я досягаема с 6.30 до 8.00 вечера по телефону (603) 924-7739. Телефон в столовой, и все ждут звонков с Большой Земли. Если напишешь письмо, буду очень рада.

Обнимаю тебя, поклон всем домашним.

Люда

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное