Довлатов — добрый мой приятель

Я попыталась разузнать рыночную стоимость вывезенных книг, но не нашла каталогов. Кто-то посоветовал связаться с Томасом Уитни, миллиардером, собирателем русской поэзии Серебряного века. Я написала ему письмо с перечнем моих книг и их стоимостью, которую я придумала сама. Помню, что ни одну из 8-10 книг я не оценила дороже двухсот долларов. Ответ пришел дня через три: чек на чуть большую сумму, чем я просила, с просьбой застраховать книжки на почте. Несколько дней совесть мучила меня, что «ободрала» коллекционера, пока мне на глаза не попался номер газеты «Нью-Йорк пост», где в отделе «Хроника» рассказывалось, что на днях Томас Уитни купил на аукционе двух арабских скакунов стоимостью по 400 тысяч каждый.

Глава двенадцатая Наш эмигрантский старт

Мы улетели из Ленинграда 5 сентября 1975 года. Довлатов приехал в аэропорт попрощаться, я была уверена, что вижу его последний раз в жизни. Но мы все были так измучены фейерверком предотъездных сюрпризов, устроенных для нас гэбэшниками, что для дополнительных горестных эмоций просто не осталось ни энергии, ни сил. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что гэбисты подожгли входную дверь нашей квартиры в отместку за прием у нас дома писателя и пожарного Денниса Смита и американского атташе в Ленинграде Дональда О'Шиена. Я написала по этому поводу рассказ «Брандспойт и перо», и он потом был напечатан в Америке.

Проведя две лихорадочных недели в Вене, в которой самым приятным воспоминанием было присутствие в нашем отеле поэта Кости Кузьминского, его жены Эммы и их русских борзых, благородных красавиц, мы на четыре месяца осели в Риме в ожидании въездной визы в Соединенные Штаты. Американские иммиграционные службы проверяли, нет ли у нас сифилиса и туберкулеза, и не состояли ли мы в коммунистической партии Советского Союза. Хоть жизнь в Риме была довольно безденежной, мы ухитрялись посылать друзьям домой кое-какие вещи, купленные на римской барахолке, называемой почему-то Американа. Главная проблема заключалась даже не в покупке шмоток, а в их переправке. Мы без зазрения совести нагружали поручениями всех, кто ехал в Союз. Самым вожделенным предметом одежды являлись джинсы, и мы считали своим долгом одеть в них друзей. Иногда кроткие наши «почтовые голуби» оказывали сопротивление. Вот отрывок из письма набоковской сестры Елены Владимировны:

Людочка!

Насчет джинсов: дело в том, что я уже везу 5 (пять!) пар джинсов и не могу везти больше. Будут думать, что все это на продажу по 100 рублей пара. Поэтому, умоляю Вас, напишите, не могу ли я Вашим друзьям отвезти что-нибудь из следующих вещей: мужскую рубашку, пуловеры, теплые фуфайки и т. д. Ответьте мне немедленно, ведь через месяц я уже буду в СПб.

Впрочем, слово Сергею Довлатову: