Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Нужно сказать, что попытка стилизации несколько затемнила смысл опровержения. Не совсем понятна аргументация: корявый английский язык незадачливой скандинавки переплетается с обвинением Поляка в некачественной издательской работе, к чему прибавляется туманное обвинение хозяина «Серебряного века» в каких-то неблаговидных действиях. В последующем, через полтора десятка лет, готовя переписку к изданию, Ефимов останавливается на версии, что Довлатов сам прислал экземпляры «Компромисса» на продажу в «Эрмитаж». Вопрос, кто прав в этом споре, излишен по простой причине: он всего лишь повод для окончательного прекращения отношений. Интересно, что в последующем диалоге Довлатов признает, берет на себя вину за многое, но продолжает утверждать, что Ефимов обманул Поляка. Из письма Ефимову от 20 января 1989 года:

Вы пишете, что я обвинил Вас в незаконной торговле «Компромиссом», который принадлежит Поляку и т. д. Позвольте мне совершенно открыто сказать, что я думаю по этому поводу. Я тогда считал и сейчас считаю, что Вы какое-то время продавали «Компромисс» незаконно, мне непонятно, что значит: «дюжина экземпляров, случайно выплывшая на складе», ведь «Компромисс», если не ошибаюсь, стоял у Вас в каталоге, и не один год. Короче, я был уверен, что Вы, печатая «Компр.» по Гришиному заказу, изготовили для себя какое-то количество экземпляров. При этом упаси Вас Господь думать, что меня это смутило, я сам абсолютно грешный человек, причем настолько, что нет, пожалуй, ни одного преступления, которого я не совершил бы, как минимум, в мыслях, а чаще – в действительности. Мою реакцию вызвали не какие бы то ни было операции с книгами, тем более что я согласен, Гриша мог изрядно до этого попортить Вам крови, но меня раздражало то, что Вы при этом одеваетесь в белые ризы, или как там это принято называть.

Довлатов как мог пытался объяснить Ефимову свое состояние и свою внутреннюю потребность в прекращении общения. Из письма Ефимову от 6 января 1989 года:

Двадцать пять лет назад Вы были первым и, говоря всерьез, единственным человеком, внушившим мне некоторую уверенность в своих силах – это с одной стороны. А с другой стороны. Вы на протяжении тех же 25 лет считали меня симпатичным, хоть и непутевым, человеком, каковым я и являюсь в действительности. Вашей роли, пышно говоря, в моей жизни я не забуду, и потому меня травмирует наша глупая ссора.

Как видите, писатель фактически воспроизвел свои слова из письма к Сагаловскому, опустив, естественно, места по поводу ковыряния в носу. Говоря о возможности возобновления отношений, Довлатов указывает на причину, делающую это невозможным:

Короче, если Вы считаете, что во всем я один кругом виноват, то по возможности простите и забудьте. Если Вы (что меня бы крайне изумило) считаете, что и Вы – не совсем ангел, тогда еще проще ликвидировать все это абсурдное безобразие.

Довлатов прав – «ангельская природа» Ефимова не позволила тому принять абсурдную мысль, что он может быть в чем-то неправым. Спустя два десятилетия в воспоминаниях Ефимов предпринял попытку объяснить городу и миру конец дружбы: