– А зачем к нам пожаловали, уважаемый господин? – поприветствовав гостя, осведомился высокий, несколько сутулый рыцарь в белой с черными крестами накидке поверх котты.
– Сам Гуго фон Цвеллер, – шепотом пояснил одетый кнехтом Кольша. – Почти что комтур!
– Я пришел к вам в поисках счастья, – как и многие из псковской знати, Довмонт неплохо говорил на диалекте северных германских княжеств. – Счастья и вдохновения от крещения язычников! Впрочем, от добычи не откажусь тоже.
Крестоносец широко улыбнулся:
– Не буду скрывать, нам нужны воины, славный рыцарь! И я, как будущий комтур… весьма рад вам. Но вы знаете наш Устав?
– Абсолютное подчинение! – так же, с улыбкою, кивнул рыцарь. – Я как раз дал обет усмирить гордыню… Так что же? Когда будет заварушка с язычниками? Хочется немедленно доказать…
– У нас тут каждый день заварушки, о, славный рыцарь! – заявил подошедший человек в длинной черной рясе с капюшоном, уже далеко не молодой, сухопарый, с узким желтоватым лицом и взглядом фанатика… или пациента психиатрической клиники.
– Отец Арнольд, – поспешно представил «почти комтур». – Наш святой отец.
– Очень приятно познакомиться, святой отец!
– Мне тоже… А у вас есть рекомендации, уважаемый риттер?
– Конечно, есть!
Предвидя такой вопрос, Довмонт собственноручно написал целый ворох грамот… кои сейчас и взял от оруженосца – верного Гинтарса.
– Это вот – от Эриха фон Валленберга, комтура из Земгалии… это – от рижского архиепископа… А это – от самого магистра… Давно вожу – сами видите, истерлась печать…
– Ничего-ничего. Почитаем…
– Пока же прошу вас отдохнуть с дороги, – радушно предложил фон Цвеллер. – Брат Эрвин покажет вам гостевые кельи. Прошу. А коней слуги отведут в конюшню… Отдохните с дороги… потом вместе помолимся… и попрошу на обед!
– Обед – это хорошо, – де Фюнес радостно потер ладони.
Гостевая келья оказалась узкой и довольно темной, к тому же и выглядела весьма по-спартански: маленькое – едва пролезть кошке – оконце, жесткое ложе, столик, скамья и глиняный рукомойник в углу.
– Да уж, не «Хилтон»!
Сняв сапоги со шпорами, князь растянулся на ложе. Что ж – обед, так обед. Фальшивый рыцарь ничуть не беспокоился о том, что его могут узнать – обитатели Швеллина вряд ли когда-либо видели псковского князя вблизи. Разве что в бою, но это совсем другое дело – попробуй-ка, узнай человека в низко надвинутом шлеме с бармицей, даже и с поднятым забралом-«личиной»! Тем более что князь коротко подстриг бороду и усы.
Другое дело, что в это время все рыцарские роды в Европе были наперечет, все друг друга знали, если и не лично, то слышали. И, если дело дойдет до рода и до герба, то… То будет как-то неловко! Впрочем, торчать здесь слишком долго Довмонт вовсе не собирался, рассчитывая сделать дело за пару-тройку дней. Поэтому и назвался французом, да еще живущим ближе к Испании – Наварра. Мог бы и испанцем, так испанского языка не знал, а вот по-французски немного говорил… Да что там эти чертовы тевтонцы знали о французах! Правда, вот рыцарь из Лотарингии немного напрягал… Интересно, на каком языке там сейчас говорят? На французском? Немецком? Точнее сказать – на их средневековых диалектах…
Ладно, будем надеяться…
В дверь вдруг осторожно постучали.
– Могу я войти, сир? Мне кажется, мы почти земляки…
Ну, вот! Говорили-то – по-французски!
Значит – тот, из Лотарингии… Ишь, нетерпеливый какой! Землячок, блин. Таких земляков душить прямо в колыбели! Так, может, не отвечать? Сделать вид, что спит… Но ведь зачем-то же он пришел! Не стал дожидаться обеда или общей молитвы… Ну, что же… Говоришь, можно ли войти?
– Oui, oui, месье! Конечно же, заходите!
Глава 10
С утра, вернее, с ночи еще, задождило, в сыскной избе было сыро и как-то не очень уютно, так что Степан Иванович, тиун, уже хотел приказать служкам затопить печь, да вовремя опомнился – сыро-то сыро, но ведь не холодно, а, наоборот, душно! Тут впору проветривать, а не печи топить. К слову сказать, в сыскной имелась не просто каменка, а настоящая новомодная печь, сложенная из кирпичей, скрепленных промеж собою раствором! Такая печь долго держала тепло, правда, вот спать на ней пока еще не додумались, лежанку не сделали. Да в государственном-то учреждении попробуй поспи! Все так, сыскная изба, как учреждение, относилась к системе исполнительной власти князя, финансировалась же из городской казны, по договору.
– Ух, и духота же!
Степан Иваныч, скинув и развесив плащ, вышел на крыльцо, встал под навесом, глядя на обширной двор Кремля-Крома. Еще только начинало светать, сменялась на крепостных башнях стража – караульные орали что-то зычными голосами, да бегали-носились по всему двору слуги. Уже отстояли заутреню, уже прозвонили колокола… Пора было и появиться сыскным – летние рабочие дни были куда как длиннее зимних, начинаясь с рассветом и продолжаясь практически до вечерней молитвы, хорошо хоть не до темна.