Читаем Довмонтов меч полностью

— Что тебе это княжение — ни почести, ни радости, одно горе, — убеждала его дочь. — Оставь дяде, пусть ему властвует. Он ведь не знает, что значит каждый год собирать дань для Орды, когда всё разорено. Живи тут, с нами.

— Но я должен доказать. Я докажу ему, — загорался постаревший князь, — отец мой всё равно был прав. Бог не в силе, он — в Правде, в законе.

— Твоё доказательство сегодня никто не услышит, зачем оно ему, твоё доказательство, — настаивала дочь.

Этот-то спор нечаянно услышал инок Кирилл, принёсший для князя переписанное в обители Пятикнижие. Разговор был не для его ушей, и он предпочёл тихо удалиться, однако в который уж раз задал себе вопрос, обсуждавшийся и с покойным заезжим учёным человеком Ибн Хафизом: отчего Господу так неугодно, чтобы люди учились на своих ошибках? Почему печальный опыт свой человек повторяет снова и снова, ничему не учась?

Князь Димитрий, не послушав уговоров дочери и зятя, поехал в дорогой сердцу Переяславль, но был перехвачен Андреем у Торжка.

Наконец-то братья могли наговориться вдоволь. А то прежде раздосадованный Димитрий всегда обрывал спор, ссылаясь на неотложное дело. Теперь у него никаких дел не будет. Димитрию удалось уйти в Тверь. Там юный князь Михаил Тверской принял его со всею честью. А митрополит Андрей, бывший светлый юноша, призвал в город и князя Андрея. Но снова ушёл от разговора князь Димитрий. Предчувствуя близкую смерть, он постригся в иноки, тем отказавшись от любых притязаний на светскую суету. Когда князь Андрей вошёл, чтобы докончить с ним спор жизни, старший брат был уже бездыханен.

Их спор решился сам по себе. Отныне князь Андрей, согласно установленному предками лествичному праву и Правде, был признан великим князем. Отстаиванию этой Правды он и посвятил последние десять лет жизни и бесславного своего правления.

Но Довмонт признал его право сразу — теперь оно было законно.

С обозом из Новгорода прибыл во Псков молодой человек, по виду басурманин, едва говорящий по-русски. В Завеличье, в немецкой слободе у бывшего дома бездетных хозяев, который давно был покинут ими и продан, он спрашивал какого-то Абу Али Ибрахима ибн Хафиз ибн Хасан ибн Абдаллах Бухари. Столь долго произносимое имя никто из прохожих разобрать не мог, и басурманский гость долго искал бы нужного человека, если бы не наткнулся на инока Кирилла. Инок Кирилл, благообразный старец с большою седой бородой, по-прежнему был преисполнен добро любил и интереса к непознанному.

Разобрав в неродной речи знакомые звуки, он осведомился, не старого ли учёного из Бухары Ибн Хафиза разыскивает уважаемый молодой гость. Гость радостно и согласно закивал.

В это время в немецкой слободе жило уже немало приезжих басурман — купцов из южных земель. Можно было зайти в дом к любому из них, потому как в православную обитель иноверцу вход был закрыт. Но те гости прибыли после кончины учёного Ибн Хафиза и мало о нём знали. Инок предпочёл повести гостя в немецкую корчму, место, правда, тоже не очень-то угодное Господу, особенно во время поста. Но с возрастом инок Кирилл стал всё более прощать земные грехи — другим и себе. Уж если сам Господь нарушал субботнюю заповедь ради важного дела, то почему бы и рабу Божию однажды не совершить похожее ради просвещения ума и помощи странствующему. Ведь именно здесь, в корчме, соединялись все языки и все веры.

Корчмарь понимал, что только неотложный разговор мог привести к нему духовное лицо в начале Великого поста, и указал им на тихий угол, где они сели за дощатый, потемневший от времени стол.

Инок рассказал о последних днях старика Ибн Хафиза, сообщил, что с разрешения игумена хранит все книги в библиотеке обители, и хотя две из них погрызли мыши, остальные — в целости и сохранности. Он даже сказал, что пытался переписывать, а точнее, перерисовывать недописанную книгу старца, ибо знал, что она полна наблюдений за жизнью их города. Однако знакам чужой грамоты он так и не успел научиться и бросил это занятие, чтобы своим невежеством не замутить смысл написанного.

Молодой человек весьма оживился, услышав о недописанной книге, и сказал, что он будет счастлив, если Аллах позволит ему эту книгу продолжить. Ещё он сказал, что другие книги Ибн Хафиза у него на родине читают, переписывают и хранят у себя в домах многие образованные люди. А в одной из последних книг есть имя его постоянного молодого собеседника — инока Кирилла. И что на родине учёного будут рады прочесть о том, что собеседник великого Ибн Хафиза жив, здоров и по-прежнему живёт в далёком русском городе.

Инок Кирилл помог найти молодому гостю временное пристанище и отправился в обитель, чтобы подготовить бережно сохранённые им книги учёного старика.

Это был день 3 марта 1299 года. И никто не знал, что, когда он закончится, во Пскове вновь начнутся события тревожные и печальные.

Тридцать лет и три года княжил на Псковской земле литвин Довмонт. Никогда тут такого не знали: за всю долгую жизнь города ни один князь не правил во Пскове столь долго и, что важно, ко всеобщему удовольствию граждан.

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза