— Не птица я и не оборотень, — обиделся человек-ворон, — а раб божий Онфим, человек земной.
— Зачем на дереве поселился? Или крова другого нет?
— Подвиг у меня такой. Желаю служить людям и Господу на путях человеческих.
— Драть его или отпустить? — спросил воевода Лука Нежданович. Довмонт вопрошающе посмотрел на псковского боярина. — Обыкновенное дело. — Боярин пожал плечами. — Слыхали мы о таком во Пскове, рассказывали нам — человек-птица. Живёт в гнезде, каркает на золото, на судьбу.
— Волхв, что ли?
— Кто его знает. Думали, не шпион ли немецкий?
— На лазутчика не похож. Да и смердит от него чересчур, — засомневался дядька Лука. — Отпусти ты его, князь. Не было бы худа: это дело псковское, псковичам и разбираться, пусть его каркает.
— На удачу, на победу в битве накаркать способен? — спросил придирчиво Довмонт.
— Тем и занимаюсь, служу человекам и Господу.
— Ну полезай в гнездо, каркай. — И Довмонт приказал его отпустить.
Боярский сын сноровисто залез на липу и громко, на весь лес, закаркал.
В прежние времена Новгород, Псков и Полоцк брали богатую дань с земель, где живут ливы, куры, латыши и эсты. От Двины до моря ходили дружины русских князей в полюдье. А чтоб было где отдохнуть от походов и где укрыться, построили русичи в те же древние годы крепости и одну из них, выросшую в большой город, назвали Юрьев. В честь князя Юрия Владимировича, который её и выстроил в 1030 году. Земля эта звалась Ливонией, и постепенно северная её часть навсегда отошла к Новгороду со Псковом, южная же — к Полоцку. Однако ничего в человеческой жизни не бывает навсегда.
Через полтора века, летом 1158 года, на Балтике разразилась страшная буря, и корабль бременских купцов нашёл убежище в устье большой реки. Те купцы завели с местными жителями, не знавшими денежного обращения, меновую торговлю. Обменом обе стороны остались довольны, и купцы поставили два небольших поселения, огородив их деревянной стеной.
Торговля развивалась успешно, и бременские купцы ежегодно стали снаряжать корабли, наполняя их всем, что может дать культурная страна диким нехристианским народам: сукнами, топорами, бочонками с вином, яркими украшениями для местных дам. Спустя тридцать лет бременскому архиепископу пришла счастливая мысль послать католического монаха Мейнгардта для проповеди Святого Евангелия среди туземцев. Монах получил разрешение у полоцкого князя, построил посреди поселения маленький храм и даже обратил несколько язычников. К печали его, язычники крестились неохотно, а окрестившись, тут же грабили немецких купцов и вновь впадали в язычество. Монах решил обратиться к Папе Римскому за помощью.
Папа Римский Целестин III объявил крестовый поход для приведения в веру Христову диких народов и во главе поставил епископа Бартольда. Крестоносцы высадились в том же месте, куда сорок лет назад буря загнала бременское судно, но язычники встретили их недружелюбно. Было большое сражение, после которого души многих рыцарей отошли в рай, в том числе и самого епископа. Однако рыцари привели туземцев к покорности. Новый епископ, присланный Папой Иннокентием III, основал в 1200 году на месте недавней битвы город Ригу, а спустя два года — и орден рыцарей меча, который называли также Ливонским орденом.
Полоцкие князья, увлечённые вместе с другими русскими князьями междоусобными спорами, оказались слабыми, чтобы воспротивиться немецким рыцарям, обосновавшимся на их территории. Каждый год рыцари захватывали у них новые земли, а скоро уже и Новгород со Псковом с трудом оборонялись от них. Так внезапно, на глазах враждующих между собой русских князей, в их северных землях появилось новое мощное государство, оно называлось Ливонией и подчинялось Священной римской империи. Управлял же им магистр из Риги.
Множество рыцарей из Европы, которые прежде гибли под ударами сарацин в дальней Палестине, потянулись на более близкие места. Здесь было не так жарко и не столь опасно. И если бы не Александр Ярославич Невский от Пскова и Новгорода да Миндовг от Литвы, не было бы уже ни городов этих русских, ни княжеств литовских.