Уже в Хабаровске на улицах послышалась украинская речь. И фадеевские партизаны гражданской войны, мужики-медвежатники, пантовщики, искатели таинственного женьшеня, следопыты с тигровых троп, запомнившие бои с беляками и японскими оккупантами, Волочаевку и Спасск, тоже оказывались совсем «своими» — земляками, затерянными в зеленом таежном океане, с которыми можно было завести простой разговор, начинающийся словами: «А помните, диду?»
Таких разговоров было великое множество — у охотничьих костров и в теплом затишке сельских хат. «Путешествие это было Одним из светлых событий в моей жизни. Я был захвачен величием просторов нашей страны и ее удивительными богатствами. И красотой. Я прошел приморскими тропами с полтысячи километров, не переставая удивляться тому, что открывалось вокруг. Стоя на берегу Тихого океана и глядя на запад, я вспоминал Украину, и она представала перед моими глазами в своих истинных размерах, где-то там, далеко на западе, в левом уголке, и это умножало мою гордость гражданина великой Советской страны.
Сценарий «Аэрограда» я написал в Москве за два с половиной месяца. Я был совершенно захвачен любовью к чудесному Дальнему Востоку и сценарий писал с истинным вдохновением. Этот сценарий я мог читать на память без единой запинки…»[61].
Работа над фильмом поглотила Довженко целиком, заставила отказаться от всего остального, что его увлекало.
Довженко давно мечтал о морском путешествии в арктических водах, недаром перед «Иваном» ему так хотелось написать сценарий и поставить фильм об Амундсене. Такая возможность вдруг перед ним открылась. Освоение Великого Северного морского пути стало одной из насущных задач дня. Для этой цели готовилось несколько экспедиций. Одну из них — на приобретенном в Дании небольшом пароходе «Челюскин» — готовил Отто Юльевич Шмидт. Летом 1933 года он собрался пройти с запада на восток весь Северный путь и заодно сменить зимовщиков на острове Врангеля, куда из-за скопления тяжелых льдов уже четыре года не могло подойти ни одно судно. На борту «Челюскина» собрались отправляться несколько журналистов, ленинградский писатель Сергей Семенов, художник Федор Решетников, поэт Илья Сельвинский. Незадолго перед отъездом, в июне 1933 года, О. Ю. Шмидт и И. Л. Сельвинский были в гостях у Анатолия Васильевича Луначарского. Был там в тот вечер и А. П. Довженко. Один из участников вечера вспоминает, как увлеченно рассказывал Александр Петрович о задуманном им «Аэрограде». Он говорил так образно, что присутствующие словно бы видели фильм на экране. А потом сказал, что «умолил бы строгого Отто Юльевича взять его в экспедицию, если бы не «Аэроград».
Вымечтанный город будущего, придуманный так же конкретно и зримо, как придумывалась недавно новая дорога к Киевской кинофабрике по Брест-Литовскому шоссе, лучистый образ будущего, созданный художником и гражданином, Микеланджело и Кампанеллой, — вот чем был для Александра Довженко его «Аэроград».
Он мог со всей точностью отметить его кружком на географической карте — на берегу Великого океана.
И он уже представлял, как молодежь из всех концов страны отправляется к этой маленькой точке, чтобы своими руками строить там будущий город, такой необходимый для процветания всей страны, для умножения ее богатств и для того, чтобы уберечь эти богатства от посягательства любых возможных врагов.
Он был твердо-убежден в своей правоте, в точности и дальновидности своего выбора. И вероятно, убежденность его была оправданна. Ведь началась же вскоре постройка нового порта в Советской Гавани. Не так уж далека была эта строительная площадка от точки, поставленной Довженко на своей карте.
И в самом деле, на берега Амура отовсюду потянулись эшелоны юных строителей, на просеках в дремучей тайге поднялись палатки и бараки-времянки. Новые города строились именно так, как должен был, по мысли Довженко, строиться Аэроград: они становились комсомольской всесоюзной ударной стройкой.
Довженко много думал тогда о том, каким должен быть современный художник, — о месте художника в обществе.
В начале 1935 года, когда работа над фильмом «Аэроград» уже перешла в монтажную, Александру Петровичу было поручено выступить с докладом на торжественном собрании кинематографистов, посвященном пятнадцатилетию советского кино. Он начал этот доклад шутливыми словами о том, что не удалось, мол, ему стать «всезнающим» и он не в состоянии запросто разрешить на этой трибуне все животрепещущие вопросы киноискусства.
— Занятый «Аэроградом», — сказал он, — я не имел даже получаса, чтобы сосредоточиться и продумать характер доклада. Лишь нынче ночью, под одеялом, — опять пошутил Довженко, — я составил блестящий план своего выступления, а наутро забыл его…
Но шутил он только ради того, чтобы сразу перейти к самым серьезным проблемам творчества. А забывал лишь то, что не относилось к мыслям, не покидавшим его все последнее время — ни на съемочной площадке, ни в ночной монтажной, ни в крохотном кабинете новой квартиры, полученной им в Скарятинском переулке, близ Никитской.