Дождь для Данаи (сборник)

А что, если вообразить себе такой литературно-социологический проект – описание страны с миру по нитке: кто, как и чем в силах – кто стишком, кто очерком, кто рассказом. Давным-давно, еще только вернулся я на родные руины из Америки, у меня возникла идея – гео-метафизических записок, собирающих пространство рассыпавшейся страны. Про себя я тогда вызвался быть ответственным за Юг… «Идея приличная, только вот трудно к такому масштабу подступиться, – отвечала мне тогда поэт Елена Сунцова из Екатеринбурга, собиравшая по делам службы в выборном PR-агентстве жалобы со всей области. – Если пространство этой рассыпавшейся страны что-то и сдерживает, как обруч („Догвилль“ помните?), то это именно такие вот факты экзистенциального ужаса: факты личной неприкаянности, вопли из открытого космоса страны. Я готова присоединиться и стать ответственной за Урал. Есть ли где-то в одном месте – не знаю, но уверена, что в каждом предвыборном штабе хранятся архивы народных – наказов-, по которым формируются депутатские „телеги“».

Задача формулируется просто: с помощью воссоздания образа страны требуется помочь воссоздаться реальному пространству. Для этого нужно упечатленное воображение (желательно – коллективное), которое бы, если может – воспело, а не может – сказало правду. Но главное, необходимо соблюсти строгую документальность: в точности по той схеме, по какой поступало Русское географическое общество, посылая в путь-дорогу Писемского, Гончарова – изучить и описать. Ведь то, что происходит реально сейчас в стране, – тайна. Причем настолько, что жахни где-нибудь в тайге атомный заряд – никто не узнает. Страна – огромная как тоска – развалилась на княжества, между которыми – пропасть, и осмыслить эту разрозненность, сделать компендуим-путеводитель по Родине – высокая задача.

Потому что ландшафт всегда надежнее государства. Он – фундаментальнее и не менее сакрален. И вот почему. То, что человеческий глаз наслаждается пейзажем, – это абсолютно иррациональное событие. Наслаждение зрительного нерва женским телом вполне объяснимо рационально. В то время как в запредельном для разума удовольствии от созерцания ландшафта кроется подлинная природа искусства, чей главный признак – бескорыстность.

И не в том ли любовь к Родине и состоит, что и город, и пейзаж отражают и формируют строй души, развивая ее взаимностью?

Но это уже из космической темы «Истинного себялюбия», и мы ее оставим ее автору – Циолковскому.

Эпилог. Симферопольское шоссе. Посвящается пятнице

Июльская ночь духотой затопляет столицу. Лица синевеют в полях неона. Пылающая лисица – перистый облак – тает в золе над МКАДом. Стада блеющих дачников растекаются по радиальным ада. Светотоки шоссе воздуху видятся как взорванная река, после битвы несущая сонм погребальных чаек. [21]Похоронных костров полные чаши фар, их лучей снопа, словно астра салюта, распускают цветок пустоты, венчая область тьмы. Страда недельной тщеты позади. По лицу Творца от виска Млечный путь стекает струйкою пота. И в хоровод созвездий, как под корону, вступает Суббота. Смятенье души, рвущейся прочь из руки хирурга, схоже с чувством увязшего в пробке. Человек в авто – лишь десятая часть человека. Наконец скорость – сто тридцать. Обрывается стая огней Подольска, и стрелка спидометра, переваливая через полюс циферблата, играет с попутной стрелкой в «царь горы», при обгоне слева, обходя на волос. Столица пустеет лишь за полночь: как река, центробежной разметанная в рукава; или – как огнерукий, безумный от боли Шива, в чьем эпицентре исток совместился с дельтой. И пилот вертолета, зависший над этой прорвой, бормочет в эфир:

«Глянь, Витек, как красиво!»

Русский язык как сознание

О предмете

Предмет литературы – вера в слова. Предмет веры – вера. Если не веришь написанному, то зачем читать пустоту?

Вера – не только серьезная категория: она сама категория серьезности. Именно в вере в слова феноменально сосредоточена метафизическая сущность языка. Без таковой язык становится генератором ничто, таковым, языком, быть переставая.

В языке природы исключена ложь, неверие слову. Пчела-разведчица, танцем своим неверно сообщающая рабочим пчелам о местоположении взятка, врет ровно один раз в своей и так недолгой жизни.

За слова вообще принято отвечать. И не только по кодексу чести. Обязанность человека, если таковая у него вообще по отношению к самому себе существует, – расти, творить свое время, развивать свою «мысль о вещи», знать слово как ступеньку к новому сознанию.

«Большой стиль» и апокрифичность

Миф, апокриф – это выдумки, которые больше наглядной реальности: ее существенней, субстанциональней. Бывают такие выдумки, по сравнению с которыми действительность ничтожна.