Дождь над океаном

— А это была одна лапочка, — безмятежно сказал Малыш, — она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже? Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарь короля логров? Он перевернулся на спину и закусил травинку. Он был крепкий, рыжий и самый молодой из троих. Даже когда он оставался серьезен, казалось, что он улыбчиво щурится — бывают такие лица.

— Еще парочка подобных лапочек — и можешь поступать в Сорбонну, — проворчал Ланселот. Едва слышно потрескивала рация. Поодаль, под деревьями, стоял «Мираж», скоростной и маневренный аппарат вертикального взлета. Оглянувшись на него, Малыш спросил:

— Тебе не кажется, что мы сами выдаем себя этой колымагой? «Мираж» обладал великолепными летными качествами, но был чересчур дорог для серийного производства, и на Земле существовало всего около пятидесяти этих машин, использовавшихся, в основном, учреждениями ООН. Это было почти то же самое, что разгуливать с визитными карточками на лацканах.

— Все делалось в спешке… — сказал Ланселот.

— За географов или зоологов мы вряд ли сойдем, — сказал Малыш.

— Ничего, — сказал Леопард. — Тэта-излучения мы не испускаем, так что никто в нас стрелять не будет. Правда, сидеть в тюрьме у этих динозавров тоже не очень-то приятно. Малыш снова оглянулся на «Мираж».

— Я эту птичку продену сквозь игольное ушко. Воздушное пространство они практически не патрулируют. Как я прошел кордоны, а? Малыш действительно виртуозно, едва ли не сквозь кроны деревьев, провел машину внутрь блокированного района.

— Я бы на их месте непременно выпустил; в воздух на постоянное патрулирование две-три эскадрильи, — не унимался Малыш.

— А я бы на их месте эвакуировал население и провел массированную проческу, — зло сказал Ланселот. Он сидел, обхватив подтянутые к подбородку колени, и ни на кого не смотрел. — Только ничего подобного они, конечно, не сделают, будут прилежно разыгрывать спасителей земной цивилизации.

— Я не понимаю, — сказал Малыш. — Нет, правда. Одна-две дивизии наших десантников, подкрепленных брониками и авиацией — и конец.

— Одна загвоздка — у этой страны существуют границы…

— Ну и что? Рывок! — Малыш взмахнул ладонью, словно разрубал что-то. — Обстоятельства таковы, что не до чайных церемоний. Не настолько они все же носятся со своей независимостью, чтобы начинать с нами войну, когда по дорогам мотается этот неистовый Роланд?

— Как знать, как знать…

— Шутишь?

— Может быть, — сказал Леопард. — Кто Их знает…

— Вломиться к ним технически несложно, — сказал Ланселот. — Гораздо сложнее будет расхлебать последствия сего кавалерийского наскока. Я не о дипломатических демаршах — о том морально-этическо-юридическом лабиринте, в который мы угодим. Если уж решили уважать их суверенитет, пусть, и выглядящий смешно…

— Но ситуация…

— А вот этого уже не нужно, — с ласковой угрозой сказал Ланселот. — Всякий раз, когда начинали ссылаться на чрезвычайные обстоятельства, позволяющие якобы отбросить мораль, право и писаные законы, получалось совсем скверно…

— Да нет, я все понимаю, ты не думай, — сказал Малыш. — Обидно просто, что все так глупо…

— Думаешь, мне не обидно? Они замолчали и повернули головы к рации — показалось, что прозвучали позывные орбитальной станции «Фата-моргана», но это и в самом деле только показалось, нервы были как проволочки мины натяжного действия, реагирующие на легкое касание.

— Хорошо, — сказал Малыш. — Мои предыдущие высказывания отметаем, как продиктованные интеллектуальной незрелостью. Лапочек-специалисток по международному праву у меня еще не было. Но почему мы сидим, как барсуки в норе, командор? Кропотливо фиксируем все перипетии охоты, и только? Зачем мы здесь?

— Потому что нужно хоть что-то делать…

— Тогда почему мы не вступаем в игру?

— А что мы можем сделать сверх того, что уже делается? Помолчи, не создавай радиопомех… — Леопард швырнул в Малыша пустую пластмассовую бутылку из-под тоника, и Малыш, демонстрируя великолепную реакцию, отбил ее ребром ладони. Оба расхохотались. Ланселот отвернулся. Бесполезно, подумал он тоскливо. Они не могут проникнуться всей серьезностью ситуации, и дело тут не в том, что Малыш практически не общался с имеющим некоторые скверные привычки жареным петухом, а Леопард не оперативник — я и сам не могу проникнуться всей серьезностью, сидя здесь, на поляне, в мягкой траве, где отчаянно верещат кузнечики, а небо нереально синее, и никто не стреляет, нет страшных чудовищ, рева, огня и пламени…