— Решительная, довольно неглупая, с принципами. Не размазня. Я считаю, на этот раз мы не промахнулись. Может, и получится…
— Думаешь? В любом случае попробовать стоит. Дай ей каплю знания, и пусть идет. Первое испытание пройдено!
Я так и не поняла, что это были за голоса — один женский, другой мужской. А эта их капля знания обрушилась мне на голову из тумана целым ведром холодной воды, так неожиданно, что я вскрикнула и чуть не захлебнулась. Вода была самая настоящая и леденющая! А я в одном балахоне посреди… нет. Уже не посреди, уже просто перед знакомой дверью, которая открылась сама собой обратно в солнечный двор с терпеливо ждущими зрителями.
Глава 14
— С-с-сволочи, а не боги! — прошипела я хоть и вполголоса, но зато с чувством. — Чтоб вам самим так знание каждый раз на голову выливали, заразы божественные! — Кое-какие знания с волос уже протекли мне в голову, и я уже знала, кто мне так удружил. Но осмыслить все еще не успела.
Пока я отплевывалась, протирала глаза и пыталась хоть как-то отжать волосы, во дворе стояла мертвая тишина. А потом кто-то тихо хихикнул в стороне, и я, повернувшись, поняла, что это оставшийся под деревом изверг едва сдерживает ехидный смех.
Я так живо увидела себя со стороны, словно смотрела в этот момент его глазами. М-да… даже на мокрую курицу и то не тяну, скорее на мокрого цыпленка. Оборванный выше колен балахон, такой широкий, что ножки кажутся тонкими, как соломинки, а ручки торчат палочками, как у огородного пугала. И в довершение картины — волосы обвисли сосульками вдоль лица, оставляя мокрые следы на белой ткани. Красотка.
Только я успела все это осознать, как с десяток воинов в белом рванули к дереву с самыми кровожадными намерениями, это у них прямо поперек лица большими иероглифами было написано. Похоже, они собирались покарать святотатца за неуместный смех надо мной.
А меня такое зло взяло. Да сколько можно?!
— Стоять! — рявкнула я голосом бабушки, когда та была в плохом настроении. У нее даже мухи на лету застывали, помнится. — Он мой! Все остальные руки прочь!
Воины замерли, словно я в них бросила заклинанием оцепенения. Стоп. Чем бросила?! Откуда я такие слова вообще знаю? Ладно, некогда. Потом разберусь.
— Я так и думала, что тебя одарят щедро, — раздался голос Маирис. — Теперь тебе надо хорошо поесть и лечь спать до завтра, чтобы божественные знания впитались. Шадаг! — Она повернулась к дереву, под которым Лильрин уже не сидел, а стоял в обманчиво расслабленной позе готового к драке воителя. Ага, собирался дорого продать свою жизнь, понятно. — Твоя госпожа удостоена чести великого знания и дара. Эта ноша тяжела. Отныне и навек тебе хранить ее тело и душу в покое и безопасности. Иди и отнеси ее в комнату, а потом спустись в кухню и возьми приготовленный обед, чтобы накормить свою госпожу. Живо!
Не знаю, кто больше удивился, я или Лильрин. Но глаза у нас, похоже, стали сначала одинаково круглые, а потом прищуренные. Я еще успела подумать, зачем меня куда-то нести, я что, вещь? Сама прекрасно дойду… Попыталась сделать шаг и чуть не упала носом в каменную кладку двора.
Очнулась я на кровати и сразу почувствовала, что мне как-то не по себе. Пара мгновений ушла на то, чтобы понять: причина в пристальном взгляде, который я ощущала кожей. Даже угадывать не надо было, чтобы уяснить, кто это смотрит.
— За что ты получила эту силу? — спросил сидящий в ногах кровати Лильрин, не отрывая взгляда от моего лица. — Почему именно ты? Я в жизни не встречал никого менее подходящего. Что в тебе такого? Или просто дело в том, что в мире нет справедливости и дары даются тем, кто их не заслуживает?
— Пф-ф-ф… Справедливость? — Злость меня взбодрила, и я села в постели, машинально отметив, что меня переодели из драного балахона в другую одежду — рубашку и штаны, похожие на те, в которых я была в день побега. Интересно, кто переодевал? А также сушил и расчесывал мои волосы? Надеюсь, не Лильрин. — Что ты вообще знаешь о справедливости, золотой мальчик, первый сын и наследник? Тебе самому все досталось за просто так — и дальше падало бы с неба лишь за то, что у тебя есть мужские… признаки. Скажешь, нет?
— Ты! — Кулаки у Лильрина сжались, но он почти мгновенно взял себя в руки и вернул на место маску холодного безразличия. — Что прикажете, госпожа? Мне велено сообщить вам, что после того, как вы проснетесь, вам надлежит принять ванну и поесть. А также, если будете в силах, посетить общую залу. Я обязан вам прислуживать.
— Да век бы тебя не видеть, — искренне сказала я, окончательно сбрасывая одеяло и спуская ноги с кровати. — Почему ты все еще голый? В одном покрывале?
— Потому что никого не волнует какой-то шадаг. — Он сказал это по-прежнему спокойно и безразлично, словно разом растерял всю свою злость. — К тому же есть светлые, которым это даже нравится, и они не разрешают своим… рабам одеваться. Получают удовольствие от чужого унижения. — Вот тут он уже не сумел удержаться от эмоций, но они мелькнули и пропали под маской.