Дождь в моем сердце

Лильрин замер, осмысливая сказанное. Червоточина? Та метка, из-за которой здесь его сделали рабом, та самая, глядя на которую морщились все без исключения здешние жители? Она стала… меньше? Что это значит?

— Совсем она не исчезнет, не надейся. Ты слишком долго жил в нижнем мире и впитал его отношение к женщинам, — продолжал капитан. — Но даже если вдруг… ты сумеешь доказать право на свободу, целительница такой силы никогда не снизойдет до безымянного. А ты не сумеешь дать ей то, чего она достойна.

— Посмотрим, — холодно произнес Лиль, не оборачиваясь. И пошел догонять свою фарфоровую госпожу.

Лейсан

Вообще, я дура, конечно. А то не знала раньше, что, если проблему накрыть тряпочкой и задвинуть в угол, она все равно не исчезнет, только еще завоняет и покроется плесенью, например. И тряпку съест.

Так и с бывшим женихом на мою голову. Выпихнула из комнаты и сделала вид, что его нет. Вроде живой, вроде работает, никто больше не бьет. Хоть бы раз сходила проверила, чем его там вообще кормят и кормят ли. Ну, то есть от голода вроде не падает, но…

Короче говоря, как ни пытайся сама себя обмануть, а правда все равно вылезет. Если не позволила убить человека сразу — так и нечего теперь делать вид, что ты ни за что не отвечаешь.

Вчера он притих за печкой, удовлетворившись моим запасным одеялом, а у меня сил не было даже умыться перед сном. Я сама не ожидала, что это глупое происшествие так на меня повлияет. Словно с головой окунулась в прошлое и едва не захлебнулась в нем. Да, переломила несправедливость и где-то в глубине души почувствовала, как зарастает трещина, оставленная там много лет назад. Но на это неожиданно ушли последние остатки моих сил…

Не успела приказать Лильрину оставаться в комнате, пока я не решу, что делать с ним дальше. А этот гордый орел с утра снова за метлу и поскакал туда, где его любая из учениц спокойно может зажать, и ничего ей за это не будет.

Не знаю, вот по-честному — так ему и надо. Какая-то гадкая часть моей души страшно радуется тому, что мужчина полной ложкой получает то, чем пичкал женщин, когда имел власть. Вот прямо сесть и наслаждаться. Но почему-то не получается. Гадкая часть души побухтела и ушла, а вся остальная душа, та, которая совесть, наточила зубы и многозначительно оскалилась.

Да ладно, ладно! Можно подумать, я бросила невинную овечку на растерзание волкам. Сам поперся. В окно слышно, как он там метлой по камням скребет. А женских голосов не слышно. Но это пока, так что лучше сбегать и забрать от греха.

Всë, что случилось дальше во дворе, было для меня полной неожиданностью. Еще и досадной, потому что я опять забыла обуться, а кое-кто с расплывшейся в улыбке рожей не преминул мне об этом напомнить. Так бы и треснула по башке… если бы он продолжал оставаться свободным мужчиной. А того, кто от меня зависит, я стукнуть не могу, и это несправедливо!

Сириан еще. Почему он вечно возникает на моем пути исключительно в самый неподходящий момент?

Я не слышала, что они там с Лильрином друг другу сказали, почувствовала только два взгляда в спину и фыркнула про себя, как сердитая кошка. Петухи! И смешно, и зло берет.

Поднимаясь по лестнице, уже скоро услышала за спиной шаги и немножко выдохнула — топает только один, и топает, не остался упрямо торчать во дворе в обнимку со своей ненаглядной метлой. Ох, это же надо теперь искать ему другое занятие и идти узнавать насчет еды… Я даже не знаю, где и как моего бывшего жениха кормили до сих пор! Стыдно, а еще целительница. Нельзя быть такой безответственной…

Все эти чувства смешались во мне в такой непонятный ком, что встали поперек груди и мешали вздохнуть, ну и я встала на лестнице, пытаясь справиться с собой. Настолько сосредоточилась, что не сразу услышала дикий вопль откуда-то снизу:

— Гурай! Ложись!

Легкая тростниковая крыша над лестницей страшно затрещала и посыпалась мне на голову обломками, а я буквально оцепенела, глядя, как сквозь пролом ко мне тянутся огромные когтистые лапы. Они почти достали, когда что-то ударило меня в грудь с такой силой, что снесло с лестницы, проломило перила, и я полетела вниз, вниз...

Обиженный рев где-то там, в вышине, совпал с ударом, таким сильным, что у меня вышибло воздух из легких. Но… но…

Но мне не было больно. И вообще, удар был слабее, чем должен, потому что я упала не сама по себе, а…

На камнях навзничь лежал Лильрин, который и снес меня с лестницы, спасая от страшных когтей, а потом мы вместе упали во двор, и он на лету извернулся, умудрившись еще и приподнять меня над собой, поэтому я даже не расшиблась, только дыхание перехватило.

А он упал на камни. И смотрел сейчас на меня широко раскрытыми глазами, в которых медленно таяли радость и… жизнь.

Этот идиот улыбался, а из уголка его рта медленно вытекала струйка крови и страшно пузырилась, намекая на пробитые легкие. А его тело уже тяжелело в моих руках, той особенной тяжестью, какой наливаются мертвые. Мне ли не знать, я столько раз отчаянно боролась и проигрывала, чувствуя неумолимое наступление смерти.

Но не сейчас!