Дождь в наших сердцах

— Они не дураки! — воскликнула я. — Они спасают людям жизни! И тех лекарств, что купила я, может быть недостаточно. Или вообще — они могут не подойти для твоего организма. Тебе нужно к врачу, Аарон.

— Говори, сколько хочешь, Лаура, к врачу я всё равно не пойду.

Мне стало обидно. Он говорил так, словно мои слова ничего не значили, и я — пустое звено для него, хотя я, вроде, пытаюсь ему помочь, поэтому можно было хотя бы постараться сделать вид, что он благодарен за это.

— Господи, Аарон, не будь ребёнком! Не заставляй меня отвести тебя за ручку! Тебе правда это нужно, потому что всё это, — указываю рукой на гору таблеток на его кровати, — может вовсе не подойти тебе. Ты можешь не выздороветь, понимаешь?

— Лаура, это уже моя забота, не твоя. И я говорил, что можешь уходить.

Не могу понять, почему он такой грубый. Самый настоящий грубиян! Я тут кручусь возле него, помогаю, а он, вместо благодарности, хамит и выгоняет меня. Ну супер!

— Ложись, — толкнув его на кровать, приказала я, проглатывая свою злость.

Спокойствие, Лаура. Просто убедись, что у него спала температура — и иди, куда глаза глядят!

— Так сразу? — ни температура, ни предсмертное состояние не сотрут с его лица ухмылку и это глупое чувство юмора.

— Я смотрю, тебе весело?

— Очень. Правда, наблюдать за рассерженной тобой — самое увлекательное занятие из всех, что я встречал.

— Рада, что веселю тебя, — с раздражением проговорила я. — Где твой градусник? Сначала нужно температуру измерить, только потом давать жаропонижающее. Может, твой организм сам справился с температурой…

— Нет, нет, я всё так же горяч, потрогай! — хохоча, как конь, Аарон взял мою ладонь и прислонил к своей обнаженной груди. Ему определённо нравилось издеваться надо мной. И смущать меня. Я отдёрнула свою руку, словно обожглась. Ему было смешно, а мне — неловко. Неловко трогать его, да и смотреть — тоже!

— Аарон Родригес, — раскрасневшись, я повысила голос и заговорила предельно серьёзно: — Если ты ещё раз что-то учудишь, я клянусь, уйду и будешь здесь помирать!

Аарон вскинул руки вверх и на выдохе рассмеялся:

— Всё-всё! Я буду послушным больным, а ты серьёзной медсестрой, идёт?

Я уже собралась кивнуть, радуясь, что он одумался. А затем дошло, что это очередная пошлая шуточка.

— Где твой градусник? — проигнорировав шутку, переспросила я.

— В задвижке, — ответил парень, показывая взглядом на задвижку в столе. Встав с кровати, я подошла к письменному столу и открыла её. Там лежал градусник. И кое-какие взрослые штуки. Заметив мой смущённый взгляд, он вновь рассмеялся. Так и хотелось треснуть, чтобы совсем было не до шуток.

— Гномик, ты ещё маленькая, чтобы такое видеть?

— Аарон, хватит.

— Ну что, ты просто так смущаешься от каждого моего слова или действия.

— Потому что они выходят за рамки, — кровь в венах начинала закипать. — Я пришла к тебе, чтобы помочь, а не выслушивать твои дурацкие пошлые шутки и терпеть эти твои издёвки.

— Всё. Ладно. Понял. Гномик разозлился. Молчу.

Благодарно кивнув, я вставила ему под мышку градусник и села рядом, засекая минут десять. Злость всё ещё бурлила во мне и даже молча сидеть с ним было очень тяжело! Сплошное напряжение. Хотелось треснуть за его выходки.

— Давай поговорим? — предложил блондин.

— О чём? О ролевых играх медсестры и больного?

— Да нет, я же сказал — больше шутить не буду, если тебя это бесит. О чём-то другом.

— Не хочу я с тобой ни о чём говорить, ты меня сейчас очень злишь, и я боюсь, что могу ляпнуть что-то, о чём потом буду жалеть. Или ещё хуже — как устрою тебе ролевые игры, в синяках весь ходить будешь.

Сложив руки на груди и нахмурив брови, взглядом я бегала по комнате, чтобы не смотреть на него.

— Ну всё, Гномик, успокойся.

Сейчас его голос не выдавал насмешек. Он был ровным и спокойным, даже, может, нежным. И тело, словно покорившись ему, стало расслабляться, а злость медленно отступать.

— Ты давно знаком с Кимберли? — из уст вырывается давно засевший в моей голове вопрос.

— Какой неожиданный вопрос. Зачем это тебе?

— Ты хотел со мной поговорить — вот я и говорю.

— Давно, — отвечает Аарон. — С детства. Ну, класса с первого. Наши родители хорошо дружат, нам тоже пришлось. В детстве мы были неразлучны. Стали расти, наши интересы стали меняться, но мы всё так же оставались быть вместе, но в этом году всё изменилось.

Когда парень начал свой рассказ, его губы подрагивали в улыбке, будто от приятных воспоминаний. Но под самый конец улыбка сползла и даже потух взгляд. В этом году у него всё изменилось. Но что всё? Что у него случилось?

Конечно, будет не тактично спрашивать, ведь это может его задеть ещё сильнее, поэтому я молча продолжаю слушать его, теперь не отрывая взгляда от его губ.