Дождь в полынной пустоши. Часть вторая

ˮВот так. Не чудеса, но чудачества. Ославили гранду, выставив Кэйти деревенской дурой,ˮ − выслушал унгриец ,,шпилькуˮ в речи Бюккюс. Носить полосатые штаны, не решались самые махровые и отъявленные адепты старины и традиций. Гаус, избегал выглядеть столь вызывающе и старомодно. А с провинции (в данном случае с Иллз) какой спрос. Патриархальность в крови.

Заговорили о Серебряном Дворе, но гранду не вывести из созерцательного состояния, привносящего в её душу елей и умиротворяющее успокоение. Вчера, она получила родительское благословление и верительные бумаги отправляться в Анхальт. Опережая её бунт, Моффет грозно поднял палец.

− Только вякни мне, мокрощелка. Пошлю в казармы солдатиков ублажать!

Благородным обхождением Моффет окружение не баловал. Ругал и колачивал и слуг, и любовниц и покойную жену, а уж родной кровиночке оплеуху выпросит − отвесит. Про казарму может и ляпнул в сердцах, но ведь мог и поступить в соответствии с ляпом. Ошпаренная унижением душа зашлась болью и спастись от нее, избавиться, никакого средства не найти. Но если поискать.... Хорошенько. Не отказываясь ни от чего. То тогда.... Обещание Поллака добыть голову Исси. Подобное лечить подобным. И вот уже в бухающем кровотоке слышны другие имена и представляются иные лица. Чьи? Ненависть обязана вызреть. Подобно хорошему яблоку. Налиться соком, напитаться ароматом, набрать тяжесть, чтобы однажды смело быть сорванным, утолить мучительный голод. Это сосущее тоскливое чувство, можно спутать с голодом, который не отпустит до того момента, когда плод будет искусан, изгрызен и поглощен без остатка. С кожурой, семечками и хвостиком.

Чтобы не происходило за столом, сколь не надоедливы и прилипчивы старухи, Колин держал гранду на глазу. Союзник остро нуждался в поддержке. Не в жалости, не в успокоении, а в нечто способном вытащить из колодца отчаяния. Возможно, со дна различишь звезды и небесные планеты, но своей судьбы по ним не прочитаешь. Если, конечно, хоть кто-то в состоянии прочесть её по звездам, руке, и дате рождения.

− Так мы услышим новую историю саин Поллак? - вернулся к первоначальному посылу Гаус. Маршалк умел лавировать, предугадывать и обходить опасности. Его осведомленность простиралась гораздо дальше, чем могли о том подозревать и представлять. От Бюккюс лучше держаться в сторонке. Даже с его деньгами.

− Веселую или грустную? - согласен унгриец развлечь застолье к пользе ума и сердца.

− На твое усмотрение, − позволила Лаурэ вольничать унгрийцу. Он что-то мямлил про границы и готовность их нарушить. Пусть попробует.

Сатеник рассеяно кивнула, дублируя разрешение рассказывать. Тому и горло не понадобилось промочить, начать повесть.

− В одном королевстве, престарелый вдовый король удумал жениться. Наследник плохонький у него был, но монарх непременно желал любви и ласки в законном браке, а не под колючим одеялом временщика. Не хотелось ему доживать век бобылем. Король я или не король!? Так объяснил монарх близкому окружению, желание жить в любви, согласии и божьим заповедям. Спорить с королями неблагодарно и опасно. Даже когда на старость лет они измыслят очевиднейшую глупость. Сказано-сделано и вот уже подыскивая спутницу жизни, монарх перепробовал всех придворных, надворных и задворных эсм, однако достойной не обнаружил. Потому по королевству издали срочный указ, явиться к назначенному числу, всем особам от шестнадцати до двадцати лет, на большой королевский маскарад.

− То есть мне на бал путь заказан? - ввернула Лаурэ, отставив чай и приготовившись слушать.

ˮЧто скажешь, мальчик?ˮ

Голодный взгляд Бюккюс, какой бывает у людей, прибегающих к феноменальному вранью, но не терпящих подобного в других, не может быть проигнорирован, не расслышан и не понят.

Ответить всегда найдется.

− Случай трудный, но не безнадежный. Басма или охра закрасить седину. Горсть белил, щепоть румян, ложка духов. Кувшин крепкого вина для смешливости и легкости нрава. Несколько дней упражнений верховой езды для подвижности суставов таза и укрепления внутренних мышц бедер..., − не дрогнул Колин перед ,,свахойˮ.

− Замолчи! - набросилась на унгрийца возмущенная камер-медхин. Заставить Поллака заткнуться ей хотелось, едва он произнес слова приветствия на входе в Сомон-холл. А сейчас и вовсе дал прекрасный повод.

− Подкуп виночерпия, чаще подливать королю и вот уже..., − не унимался Колин. Просили - слушайте.

Бюккюс благосклонно приняла такой ответ. Он ей понравился.

− Замолчи! - гневалась камер-медхин, собирая взгляды со всех краев стола. Что с ней?

− Замолчать или продолжать? - обратился Колин к.... младшей Бюккюс. Надо и ей высказаться.

− Продолжай, − отмела запрет Эция. - Раз уж начал.

− Ах, да! Совсем упустил не маловажный критерий, − спохватился рассказчик.

− К старости любят мясистей, − попробовала угадать Лаурэ и похлопала себя по тощим ребрам. Её хохот перекрыл проявления веселья остальных.