Читаем Дождь в полынной пустоши (СИ) полностью

Дождь в полынной пустоши (СИ)

Далее читалось труднее, а местами и вовсе не понятно..

...И зап......но (запрещено? заповедано?) накрепко, быти камню от...ту (отняту?), хладной стали - даренной по не.....ю (неведенью? незнанию?), кости от ...ер...(?) - переданной по малодушию, см....ь (?) - в гневе отринутом, под...ом (?).

− Тогда пусть рыбы читают, − выбил Бурден книжицу из рук Ховарда.

Недавний улов плюхнулся в черную холодную волну.

***

− И что же он такое выдал, что наш тальгарец сделался белее снега? Надо очень постараться напугать Маммара аф Исси.

− Новику хватило одного слова.

− Я грешным делом подумал, он пообещал раскрыть секрет Жерара Тибо или вожделенную бретерам тайну удара Жарнака. А тут одно слово.

− Одно, но какое! Чиччиа.

− Откуда сопляку унгрийцу знать тальгарское словечко из обихода браво?

− А кто поручится что удалец из Унгрии?

− А что заставляет тебя думать иначе? Кроме знания жаргона?

− Только палач выберет в качестве оружия шнепфер. В Унгрии такое не приветствуется.

− Так это месть?

− О чем ты?

− Раз шнепфер. Месть и ничего другого.

***

Рикордер Гайд положил свиток на краешек стола. Затем толкнул, чтобы не упал. По-крестьянски вытер вспотевшие ладони о шоссы. Тер долго, словно хотел содрать кожу до крови, до боли. Прийти в чувства. Третьего дня...

ˮНет в четверг.... Да, в четверг на Аллозия... Или в пятницу? В пятницу...ˮ − никак не удавалось сосредоточиться Гайду. В сущности точная дата не важна. Не так важна, как сам разговор. И не весь, там пустая болтовня, а самая-самая концовка его. Две-три фразы...

В сердцах подхватив свиток, столь им оберегаемый от падения, рикордер зашвырнул его в угол. Проклятье! Тысяча проклятий!... Сто тысяч и тех мало!

...− Слышал собираетесь выдать дочь за муж? - продолжил беседу Гайд. Он много потрудился, многого добился, получил заслуженную награду от нового совета пфальца и был склонен к дружественному трепу.

ˮНе все же допросы чинить,ˮ − вдыхал он сладкий морозный воздух. Зима грозилась быть ранней и затяжной. Зиму он любил. Наверное потому что родился в декабре. Подарки, елки, Рождество - все, когда насыплет наметет белого снега под самую крышу, а в доме горят дрова, раскаляя решетку и коптя камин.

− Досужие домыслы, − не обиделся Каас. Ландмарку отчасти лестно, что справляются о его дочери. Девица и взаправду хороша. И норовом легка принять отцовскую, а потом и мужнину волю. И грудью вышла, детишек кормить. И жопой природа не обидела. Кость широкая - родит пятерых, не зачахнет.

− Неужто не присмотрели своей Сэз достойную партию?

− В Унгрии я не вижу для нее доброго союза.

− Отдадите такую красавицу в Элат?

− Посмотрю в столице. Хотим мы того или нет, но король и двор там....

Это было в четверг...

ˮ...или в пятницу?ˮ − цеплялся рикордер за срок разговора. - А сегодня...ˮ

А сегодня доставили с оказией письмо из Карлайра. Моффет Завоеватель возвел Колина аф Поллака в баронское достоинство и жаловал землей. На Каменном Холме!

ˮТак кто кого перехитрил?ˮ

***

− Говоришь упырь? - Виллен Пес чуть ли не лоб в лоб сошелся с Когтем.

− Как есть упырь! - зачастил отмахивать троеперстие за троеперстием бывший каторжник. - Вниз головой висел. А крылья... Я таких отродясь не видывал!

− А упыря видывал?

− Господь миловал до той ночи!

Пес засопел, взял паузу. Совсем короткую.

− А нынче сподобился?

− Сколько проживу не забуду!

− Хорошо коли так. Ко мне приведешь.

− Кого?

− Кого-кого.... Упыря.

***

Тех, кто знал о нем правду или считали, что знают таковую, немного. Больше других мог рассказать тринитарий, бывший репьер Ордена Крестильного Огня, но он мертв. Тело несчастного нашли в комнате дешевого портового кабака. И умер он не в мягкой постели. И не обжираясь крабовым соусом. И не смакуя знаменитого энтурийского копченого угря. И не с перепою, от апоплексического удара. Вбили в глотку ножку табурета и, монах захлебнулся собственной кровью. За дурные слова поплатился, выходит. С кем же он так неосмотрительно речь вел? Поди дознайся. Покойники известные молчуны.

Женщина придумавшая быть его матерью, не выдала бы сына под пыткой, так крепко верила в свою придумку. Лже-отец убеждал бы остальных до последнего вздоха, а понадобилось, то и с мечом в руках, он его родитель! И не отступился бы, хотя причиной тому обыкновенная человеческая поведенческая химера - честь.

Но чтобы не обнаружили искатели истин, по какому бы следу не прошли в своих поисках, вряд ли бы им удалось связать имя героя с раненным беглецом, одолевшим бурный поток. По причине простой и весьма тривиальной. Не сломленный духом, бедняга остался лежать на берегу безымянной реки, послужив кормом семейству бурых медведей и наглым речным чайкам.