В ответ унгрийцу захотелось огрызнуться. Столь чистого и ясного желания он не испытывал давно.
«Что там про зубы? А?» — сдержался Колин.
Похвально, но дальше-то что? Извинения? Оправдания? Покаяние? Склонить повинную голову под осуждающее — Смотрите каков! Принять сложившееся мнение, потому что оно о тебе уже сложилось? С другой стороны, чем запомниться вечер? Ели и пили. Обыденность безлика и пресна. Что-то говорили… Вспомнить бы что? Вдохновлялись… Кем? Желали… Чего? Как обычно. Вчера, сегодня и завтра…
Двор, по заверению Эйгера, удивительное сборище мелких и крупных хищников, и змей, ядовитых и не очень. Вместе им кучно и скучно.
— Их переизбыток и такие как ты, им на легонькое ам! — и доходчивое клацанье зубами.
«Дайте угадаю, кто начнет,» — раздражен унгриец своей оплошностью. На ровном месте…
Как-то сразу обессилила музыка, притухли звуки. Не наевшиеся отвлеклись от блюд, говорившие от бесед. В трапезной затаенно, как в лесу перед неминуемой грозой.
«Что? Все желающие!» — невольно восхитился Колин «кусаками».
Не ответить Высокому Месту нельзя. И тянуть с ответом не рекомендуется.
— Мужчина не вправе насытиться хлебом и сделать глоток вперед ребенка и женщины.
Сдержанная речь новика не отговорка — упрек. Упрек ей. Ей?!!
— Подразумеваете кого-то конкретного? — изумлена унгрийцем Сатеник.
Объяснения в дальнем краю стола. Долго искать не пришлось. Девочка. Янамари аф Аранко. Замарашка и трусиха.
Оплошность поспешили исправить. Причем более остальных неудобно себя почувствовала виновница хлопот.
— Теперь нет, — согласился Колин с отсутствием препятствия желать здравствовать сиятельной владетельнице.
— А слово?! — вмешалась Лисэль.
Камер-юнгфер не желала нивелировать трения «высоких сторон». Способный к быстрым решениям, способен и остро чувствовать. К тому же характер человека вернее проявляется в экстремальной, конфликтной ситуации. Пока тебе не наступят на мозоль, никто и не узнает, что она есть. А наступят…
— Свершая многое, в свой час, не устыдиться взглянуть в глаза Всевышнему, — произнес Колин и долгим глотком, под одобрительный ах!.. (Лоу в восхищении привстал) втянул вино. Сноровка оттуда. Где могилы и дождь.
Кому надо, тот понял. Кому не дошло, проживет и без мудрости предков. Сатеник оценила. Оказывается, бродяга умеет и досадить и удивить. Люди, которые удивляют, достойны либо дружбы, либо петли, поскольку привносят в жизнь смятение. Не многовато ли собирается таких вокруг нее? Унгрийцу бы назначила петлю. Должна же она самоудовлетвориться и обрести душевное равновесие.
Менялись блюда, менялась музыка. Квинтет выдохся, фальшивил и пиликал совсем заунывное. Сменить музыкантов пригласили барда. Меланхолика в малиновом плащике. Баллады соответствовали образу исполнителя.
— Заткните его… Тошно слушать…, — попросил Гаткси. Отпрыск знатного рода пить не умел. Так красиво как унгриец — точно!
От глумления над талантом спас истошный девичий визг. Из бисквитного замка, вслед за вырезанным куском, на стол выпрыгнула лягушка. Пир замер под выразительное Аааааа! Лягушка скакнула, смачно шлепнулась в подливу. Грохнул безудержный смех. Гаткси поднялся проткнуть беглянку вилкой, но промахнулся. Кто-то перевернул паштет, накрыть зеленую красотку. Тоже неудачно.
— Лучше поцелуйте! — под хохот советовали незадачливому ловчему.
Гаткси опрокинул фрукты и вино. Куда делось беглянка, не уследили.
В чувство всех привел мажордом. Гаркнул, сбивая пламя свечей.
— Эсм! Саины! Слово эсм гранде Сатеник…
«Так эсм или гранде?» — очередь Колина ерничать и язвить.
3
«…Умей услышать не высказанное и увидеть не доступное невнимательному взору.»
— возвышено страдал бард.
Его не слушали, как не слушают звень мухи о стекло или жужжание пчелы над цветком. Избито. Привычно. Предсказуемо.
Выгорели свечи и их заменили. Блюда перестали удивлять. Радовавшиеся любому куску, теперь кусок отпихивали. Вино разогрело кровь и развязало языки, вести разговоры не столь натянутые и официальные. Зазвучали имена, а не титулы. Взгляд набегал на взгляд, жест отвечал на жест… Колина осчастливили очаровательной улыбкой. Сара аф Галль. Прореха верхнего зубного ряда залепленного воском, безнадежно портила общее впечатление. Воск раз за разом выпадал. Контесс его вставляла обратно. А так — очаровательное создание.