Дождь Забвения

Они подошли к «матису», оставленному в глухом переулке. Под дворником была листовка. Флойд расправил ее на лобовом стекле, пытаясь прочесть в тусклом свете умирающего фонаря. Эта листовка была напечатана на хорошей бумаге, не то что те, которые раздавал парень у вокзала, и с фотографией Шателье – гладкого и симпатичного, в военной форме. Президент убеждал друзей и соратников поддержать его, как прежде, а затем следовали слегка замаскированные нападки на меньшинства, включающие евреев, негров, гомосексуалистов и цыган.

Женщина выхватила листовку, пробежала глазами. Грету вырастила в Париже тетя-француженка, так что проблем с пониманием текста не было.

– Сейчас хуже, чем до моего отъезда. Тогда они не осмеливались говорить такое открыто.

– Теперь полиция на их стороне. Они могут говорить что заблагорассудится.

– Я не удивляюсь тому, что Кюстин ушел из полиции. Он всегда был слишком уж чистым для этой братии. – Грета поежилась – пробирал холод. – Кстати, а где он?

Флойд забрал листовку, шумно высморкался в нее и швырнул в кювет.

– Он сейчас занимается нашим маленьким расследованием.

– Ты что, серьезно?

– Думаешь, я выдумал про убийство?

– Я думала, что убийства – не совсем твой профиль.

– Теперь мой.

– Но если ее убили, отчего бы прежним коллегам Кюстина не выказать больше интереса? Не настолько же они заняты преследованием диссидентов.

Флойд открыл дверцу и положил чемодан на заднее сиденье.

– Если бы жертва была француженкой, полиция приложила бы больше усилий. Но она была американкой. Никакой ответственности. Они говорят, дело глухое, открыли и закрыли. Или девушка выпрыгнула сама, или упала по неосторожности. Перила на балконе нормальные, так что преступления здесь нет.

Он открыл дверцу для Греты, затем уселся за руль.

– А ты не считаешь, что так оно и есть?

– Я пока не решил, – ответил Флойд, включив зажигание.

Машина медленно и ворчливо ожила.

– Принимая во внимание все, что мы собрали до сих пор, я бы не исключал случайности или самоубийства. Но пара фактов не вписывается в картину.

– А кто платит за независимое расследование?

– Престарелый хозяин дома.

Флойд вырулил на улицу и повел к Сене и ближайшему мосту. Мимо проехало полицейское авто, направляющееся к вокзалу. Стражи порядка явно не спешили.

– Какое отношение хозяин имеет к делу?

– Ему нравилась Сьюзен. Он думает, что дело нечисто. Посмотри сама. – Держа одну руку на баранке, другой он вытащил из-под сиденья жестяную коробку и протянул Грете.

Женщина сняла перчатки, подцепила крышку.

– Это принадлежало погибшей девушке?

– Если хозяин не лжет, перед смертью она дала ему коробку на сохранение. Зачем так делать, если не опасаешься за свою жизнь?

– Кое-что тут на немецком, – заметила Грета, копаясь в бумагах.

– Потому я и попросил тебя взглянуть.

Она приладила на место крышку и поставила коробку на заднее сиденье, рядом с чемоданом.

– Я сейчас не могу. Слишком темно, и к тому же меня тошнит от чтения в машине. Особенно при твоем стиле вождения.

– Ничего страшного. Возьми коробку с собой, посмотри позже, когда будет время.

– Я приехала помочь тете, а не тебе с расследованием.

– Но ведь это займет всего несколько минут. Я заеду завтра, пообедаем вместе. Тогда и расскажешь.

– Флойд, надо отдать тебе должное, ты умеешь подкатывать.

Он попытался говорить так, будто идея возникла только что, а не была продумана заранее.

– Тут лежит что-то похожее на железнодорожный билет и деловое письмо от берлинской фабрики – кажется, металлургической. Интересно, какие основания у милой молодой леди Сьюзен Уайт иметь дело со сталелитейной компанией?

– Откуда ты знаешь, что эта Уайт – милая молодая леди?

– Они все милые, пока не доказано обратное, – ответил он, невинно улыбаясь.

Пока они ехали через три квартала, Грета молча глядела в окно, будто завороженная потоком света фар и габаритных огней.

– Флойд, я посмотрю бумаги. Но больше не обещаю ничего. Знаешь, у меня голова сейчас занята совсем другим.

– Жаль, что так вышло с твоей тетей, – произнес Флойд, пристраиваясь к очереди машин, выстроившейся перед мостом.

Флойд слегка обрадовался, видя, что высосанной из пальца новости о жутких пробках нашлось какое-никакое подтверждение. Впереди сломался грузовик. Шоферы яростно тыкали в блок цилиндров гаечным ключом. Вокруг собрались жандармы, изогнутые магазины дешевых автоматов блестели, будто ятаганы. Жандармы переминались с ноги на ногу и передавали друг другу раскуренную сигарету.

– Разные врачи дают ей от двух до восьми недель, – сказала вдруг Грета. – Но когда они хоть что-нибудь знали точно?

– Врачи стараются как могут.

Флойд не знал, что стряслось с тетушкой Греты, но какая, в общем-то, разница?

– Она не захотела в больницу. И решительно об этом сообщила. Видела, как мой дядя умирал в больнице в тридцать девятом. Сейчас у тети остались лишь ее дом и несколько недель жизни.

Стекло, куда смотрела Грета, запотело, и она ногтем провела тонкую линию.

– Я даже не знаю, жива ли она сейчас. Уже неделю никаких известий. Ей отключили телефон за неуплату.