Дожди на Ямайке

Шатаясь, он пошел прочь от пожарища. Теперь, впервые за все время ужаса "Холокаста", ему стало еще страшнее. Он и прежде испытывал это чувство, но то был привычный страх, воспринимаемый как норма, служащий предупреждением об опасности, но никак не предсказанием скорой смерти. Уж с тем-то страхом Аугусто научился справляться еще в юном возрасте. Может быть, благодаря ему он все время был начеку и стал тем, кем стал. Всемогущим и, как казалось до недавнего времени, неуязвимым. А теперь выяснилось, что существует и самая высокая стадия страха - парализующая.

Но ничего! Ничего!

- Почему ты не остановил меня, когда я расстреливал гексхузе? - спросил он у невидимого собеседника, пытаясь привыкнуть к такому идиотскому положению. Дорожка, по которой он возвращался, с подозрительной скоростью зарастала. - Ведь тебе попало бы, если бы я погиб от взрыва.

- Но ты же не погиб, дорогой Аугусто.

Это обращение "дорогой Аугусто" просто выводило его из себя.

- Это так, - рассудительно возразил он, - однако, если я правильно понимаю, я выжил случайно, а случайностей Федер не любит. Ты не боишься, что при следующем сеансе связи с тобой - или как вы там с ним сноситесь он выскажет тебе все, что думает о твоей пригодности, а то и сделает неприятные для тебя выводы?

Вопрос был задан неправильно. Аугусто понял это еще в тот момент, когда задавал его. Он позволял интеллектору ответить безынформационно, что тот не преминул сделать.

- Не боюсь, - ответил голос, никаких эмоций в ответ не вкладывая.

Но даже отсутствие эмоций чуткому уху Аугусто кое-что сумело сказать. Интеллектор опасается вопроса, подумал он. Он, наверное, должен сейчас радоваться тому, что избежал возможной ловушки. Он должен сейчас чуть-чуть расслабиться.

- Он что, дал тебе полную свободу в разговорах со мной? Он разве не следит за тобой?

- Ему все известно. Он будет вполне доволен, - ответил интеллектор. Напрасно ты пытаешься подловить меня.

- Извини, - сказал Аугусто, радостно про себя улыбаясь.

Это окончательно доказывало, что интеллектор не только не имеет связи с кораблем Федора, что было бы попросту невозможно, но даже и о гибели его не осведомлен. Это значило, что "стрекоз" у интеллектора было совсем немного и они не отслеживали то, что происходит в лагере у мамутов. Это было странно, нелогично, однако только так можно было понять ответ интеллектора - тот просто не знал о гибели Федера и его команды.

Надежда на то, что Федер чего-то не учел, что возможность вырваться из его лап существует, не теплилась, а потихоньку разгоралась.

Открытие это окрылило Аугусто и чуть не стоило ему жизни. Он шел, опустив голову, глубоко задумавшись.

- Смотри! - вдруг крикнул голос интеллектора.

Человек десять мамутов явно поджидали Аугусто на изгибе дорожки. Трое из них уже не могли ходить, но твердо держали в руках скварки, нацеленные прямо на него. Остальные держались на ногах, хотя и не очень твердо. Намерения всех были совершенно очевидны.

Почему эти мамуты вдруг решили уничтожить своего босса, не было времени выяснять. Аугусто выдернул скварк и не раздумывая начал стрельбу. Мамуты, похоже, даже не успели его увидеть, и через мгновение вспыхнули, как вспыхнул чуть раньше дом куаферов. Аугусто забыл перевести свой скварк в менее мощный режим стрельбы. Опасаясь волны горячего воздуха, он помчался по тропинке назад. Ничего страшного, однако, не произошло.

- Можно идти дальше, - сказал интеллектор, и Аугусто остановился.

- А что, - сказал вдруг невидимка очень мирным тоном, словно они с Аугусто сидели за чашкой кофе. - Это даже милосердно. Их следовало убить, чтобы прекратить их невыносимые муки.

- Шел бы ты! - вдруг взъярился Аугусто. - Какое мне дело до их невыносимых мук, когда свои предстоят. Нечего издеваться, делай то, что тебе приказано, но... нечего издеваться!

Аугусто даже удивился собственной вспышке, хотя в принципе она была вполне понятна. Он чуть раньше и сам подумал, что расстрел для этих калек есть акт милосердия. Однако согласиться с интеллектором Федера он не мог из боязни уронить свое достоинство в его несуществующих глазах.

- Прости, дорогой Аугусто, я и не подозревал, что мои слова будут восприняты тобой как издевательство. Я, можно сказать, от всей души...

- Которой у тебя нет!

- Которой нет и у тебя - в моем понимании. Но если говорить об акте милосердия... Знаешь, дорогой Аугусто, я часто думал над этим термином милосердие. Он, конечно, относится к числу так вами, людьми, свято чтимых, да и нами тоже, интеллекторами, уважаемых, этих самых плохо определимых терминов. Однако он понятнее, чем какая-то там несуществующая душа, точнее, существующая, но только в терминологическом смысле...

"Опять его понесло! - тоскливо подумал Аугусто. - "В терминологическом смысле"! А еще говорят, что они умнее нас. Просто идиоты, вот они кто!"