Дождись меня в нашем саду

Над площадью разнёсся крик ворона, и Войчех вскинул голову, выслеживая матушку. Грёбаная ведьма выжидала. Она не позволила Инглайву убить его вовсе не из любви или заботы. Теперь, когда из всех Воронов остался только Белый, он нужен был ей живым.

Пока что.

А Белому больше не был нужен никто.

И всё же он пошёл следом за Велгой Буривой.

Они быстро нагнали членов вече.

Бои на улицах продолжались. Людей князя давили. Белый заметил Змая и Мельцу вместе со скренорцами. Северяне подоспели вовремя. Но одно дело – подавить бунт княжеской дружины, другое – справиться с войском рдзенской короны. А рано или поздно новый король пришлёт подкрепление, чтобы наказать старгородцев.

Новый король.

Белый хмыкнул, пытаясь вспомнить мальчишку. Своего брата.

У него было целых два настоящих брата. И теперь он собирался увидеть смерть старшего из них.

Над Старгородом поднимался вой. Крепость изнутри стала походить на поле боя, усеянное мёртвыми телами, наполненное скорбным стоном.

В сумерках брезжащего рассвета богатые храмы и пышные усадьбы потеряли свой горделивый вид. Везде лилась кровь. И повсюду совершенно не горделиво, а грязно умирали люди.

Смерть гуляла по Старгороду. И Белый видел, как духи Нави, не такие дикие и озлобленные, как в Рдзении, но потерянные, отстранённые от людских дел, взирали на царивший ужас с хладнокровным презрением.

В отличие от Воронов они не любили смерть. Белый Ворон, напротив, с каждым последним вздохом случайного человека на улице, с каждой каплей крови ощущал себя свободнее. Чище. Сильнее.

Он не вкушал чужие посмертки. Но наблюдать, как хрупки чужие жизни, было так же приятно, как забирать их самому.

Матушка сделала из него чудовище. Из всех своих Воронят она вырастила уродцев, неспособных наслаждаться жизнью. Вместо огня она вдохнула в их сердца лёд. Вместо ласки познакомила с болью. Возможно, Белый был немногим живее главы Охотников, в чьей груди чернела пустота.

Потому что он, как ни пытался напитаться чужим огнём, сам оставался пуст.

Взгляд наткнулся на Велгу в её золотом платье. Она вся пылала, как летний день. Может, поэтому он и тянулся к ней, пытаясь хоть на мгновение ощутить простое счастье жизни, доступное другим людям?

Там, в ольховой роще, он будто впервые вдохнул полной грудью. И теперь чем дальше они становились друг от друга, чем больше бояр окружало Велгу, тем тяжелее становилось дышать.

Как он раньше жил, не дыша?

Медленно, стараясь не привлекать внимания, Белый подошёл к остальным, прислушался.

Мороз задержался, оглядываясь на город, покачал головой.

– Ладно, отстроимся, всё восстановим. Хорошо хоть ничего не спалили, – вздохнул он. – А то где чародеи, там вечно пожары, чтоб их, – добавил он почти плаксиво.

– А храм? Храм-то?

– Отстроим! Краше прежнего будет.

Велгу и самых старых членов вече увели к Озёрной башне, откуда почти не слышно было звуков сражений. Людей князя теснили, а когда показалось солнце, принесли вести о том, что дружина полностью сдалась и подчинилась вече.

– Князя видели во дворце, – выступил Ярош. – Схватим его, пока не сбежал.

Открыли тяжёлые Озёрные ворота, и народ потянулся из города к усадьбе Белозерского.

Солнце поднялось над городом, но никто уже не увидел при свете дня, что стало со Старгородом. Вече спешило.

Никто даже не попытался их остановить. Стражники разбежались, завидев толпу.

– Где князь?!

Велгу точно несло бурным течением. Белый протиснулся к ней, схватил за ворот, притянул к себе, буквально как щенка из воды выдернул.

– Держись рядом, – прохрипел ей на ухо, обхватил одной рукой вокруг талии, прижал.

Их толкали со всех сторон, давили. Во дворце было слишком тесно, а народ всё шёл и шёл.

– Где князь?!

– Уродец, выходи!

Вверх по ступеням. Велга перебирала ногами изо всех сил, лишь бы поспеть за разъярённой толпой. Белый подталкивал её в спину, она буквально подлетала в его руках.

– Они разорвут его на части, – пробормотала Велга, но Белый, что удивительно, услышал.

– Поздно опомнилась. – Он почти подкинул её на верхнюю ступеньку.

Толпа вы́сыпала в проход к залу. Ставни были закрыты. Темно. Почти как ночью. Слышны только крики, ругань, топот. Весь дворец шатало.

– Он в престольной палате! – выкрикнул кто-то.

– Нет-нет-нет, – залепетала Велга.

Они её слушать не будут. Толпа жаждала крови. Как дикий зверь, почувствовавший человечину, она уже не желала ничего другого.

Кровь старгородцев пролилась, как того желала Велга. Ненависть вспыхнула ярко, жарко, испепеляюще. И её не погасит уже ничто, кроме крови князя.

На что она надеялась? Что сможет усмирить вече? Этих упрямых, самонадеянных, властных мужчин? Она? Глупая маленькая девчонка.

– Нет-нет-нет… – продолжала повторять она, как молитву.

– Поздно.

Распахнули двери в престольную палату, и яркий солнечный свет на мгновение ослепил. Белый прищурился. Все остальные тоже замедлились. Они ворвались в зал, но тут же растерянно замешкались, оглядываясь по сторонам.

– Где он?

Престол оказался пуст.