Дождливое лето

— Нет, пить я больше не буду. Спасибо. Я хочу сказать… — Я глянул на него с тревогой: тихий и деликатный Алик в таких случаях обычно помалкивал, роль объясняющего выпадала мне. — Мы не хотим ничего приукрашивать — это было бы глупо и неуважительно, а мы уважаем вас и хотим, чтобы нас тоже уважали… — На щеках Алика играл румянец, и я подумал: ну вот, начинается: «Я тебя уважаю, а ты меня?» — Этот край по-своему жесток и по-своему прекрасен. Африканцу здесь покажется ужасно холодно, а эскимосу слишком жарко… А нам? — «Неожиданный поворот», — подумал я. — У нас нет другой земли. Какая она ни есть. Мы здесь родились, и здесь, — Алик показал пальцем в покрытый кумачом стол, — здесь, — повторил он настойчиво, — нас похоронят. Мы покажем всю правду. Нам незачем вас приукрашивать, потому что мы вас любим. Разве мать или брата любят за красоту?..

Когда Алик сел, к нему потянулись чокаться. А рыжий механик дружески забубнил:

— Ну чё смотришь? Рожа моя не нравится? — Он, видно, не заблуждался насчет своей физиономии. — А где другую взять? Мы знаешь кто? Мы — чудо-богатыри. Наших дедов тут еще Александр Васильевич Суворов поселил. Целый полк. «Живите и размножайтесь». А с кем размножаться? И тогда Александр Васильевич Суворов приказал за казенный счет купить в России и доставить сюда каждому солдату девку или бабу. По два с полтиной за штуку платили. Теперь понял? Чё хорошего за два с полтиной купишь? А я, видать, в бабку уродился…

Шел милый общий разговор, и ясно было, что все здесь уважают друг друга, однако я понимал и Матвея, который раза два уже поглядывал на часы: мы еще не добрались до цели, а ведь нужно сегодня же возвратиться назад — завтра с утра у Матвея какое-то важное совещание. Неожиданно в дверь постучали, и я подумал: вот и хорошо, будем кончать. Но симпатичный механик успокаивающе сказал:

— Кассирша наша, Семеновна. Я просил, чтобы зашла.

— Насилу отправила, — сказала она, заходя в комнату.

Женщине было лет тридцать пять. Приятное лицо, ладная фигура. Видно, хорошая хозяйка, мать семьи. Есть такие спокойные, благополучные и в то же время без особых претензий люди, вид которых говорит о незыблемости каких-то устоев и уверенности в ближайшем по крайней мере будущем. Вовремя, наверное, вышла замуж, с разумным промежутком родила двоих детей (мальчика и девочку), устроилась на чистой работе… То, что она увидела в комнате, нисколько ее, по-видимому, не удивило. Только, заходя в комнату, Семеновна мельком взглянула на стол, а потом будто и не замечала его; она вполголоса говорила с маленьким председателем о каких-то ведомостях, отчетах и квитанциях. Тем временем рыжий механик снова наполнил стаканы и подвинулся:

— Присаживайся, Семеновна.

— Больно много что-то, — сказала она, принимая стакан.

— Да оно как компот… Будем здоровы!

Выпили и заговорили о том, как же добраться к нашим скалам. Это километрах в пяти от села, но дорога шла по заболоченной солончаковой низине и даже по здешним понятиям была очень плоха.

— Пойдем пешком, — с подчеркнутой решимостью сказал Алик.

Секретарь глянул на его модерновые туфельки-мокасины и покачал головой. Сам он и остальные его односельчане были в резиновых сапогах. Матвей был в кирзачах; я, отправляясь в дорогу, предусмотрительно обулся в добротные туристские ботинки, но и эта предусмотрительность оказалась недостаточной.

Судили-рядили, и я даже не заметил, когда произошел перелом. Семеновна вздохнула, сверкнула очами и не запела — закричала высоким, пронзительным голосом:

Дура я, дура я,
Дура я проклятая —
У него четыре дуры,
А я дура пятая…

Выкрикнув частушку, она так же неожиданно замолчала и сразу сникла.

— Чего ты? Ошалела? — сказал маленький председатель строго, но, по-моему, без осуждения — просто призвал к порядку. С такой же, наверное, строгостью и пониманием человеческих слабостей он на собраниях стучит карандашом по графину, устанавливая тишину.

А рыжий механик осторожно обнял женщину, погладил по плечу и тихо, так, что из посторонних услышал только я, сидевший рядом, пробубнил:

— Будет тебе выставляться… И так все село говорит… — Потом он резко встал, надвинул на правое ухо кепочку-блин и сказал: — Эх, была не была — едем! Я сам вас к этим скалам повезу…

Я видывал разных шоферов. Когда-то меня восхищали южнобережные и кавказские водители — аристократы, асы горных дорог. Старики были особенно хороши. Они своими машинами сменили конные линейки, щеголяли на первых порах крагами, кожаными фуражками и куртками, работали на безумно трудных дорогах и по праву смотрели на всех свысока. Прямо скажем: их наследники по разным причинам измельчали.

А водители с карьеров и разрезов, те, кто вывозит грунт из котлованов огромных строек, эти лихачи поневоле!.. Сдельщина, все зависит от количества ездок и кубов — вот и начинается гонка с первых минут смены. Что эти ребята выделывают с тяжелыми дизельными самосвалами!