Дождливое лето (сборник)

Конечно, управлять самолетом, строить дома, руководить хозяйством и вести археологические раскопки должны специалисты. Но все перечисленные выше великие дилетанты и были специалистами: Шлиман не только раскапывал Трою, но и весьма оборотисто занимался коммерцией; Бородин был профессором органической химии, а Тацит — проконсулом провинции Азия. Или вот еще один хрестоматийный пример: как-то некий морской капитан, а после него некий летчик взялись за перо и снискали славу в качестве писателей. И летчик и капитан были хорошим летчиком и надежным капитаном.

Однако что, собственно, я хочу доказать? Что быть дилетантом хорошо? Но самому же эта мысль представляется сомнительной. Всегда ли хорошо? Жизнь сложна, и то, что нравится в одном случае, в другом может оказаться ужасным. Музицирующий доктор нас умиляет, но кто согласится лечиться у музыканта, который вдруг вздумает врачевать?

Впрочем, тут возможен и другой взгляд: бренькающий на фортепьянах любитель серьезному музыканту кажется небось пошляком, а графоман у настоящего поэта вызывает брезгливость. Или это тоже не так?

Посягну на большее, рискну сказать, что все мы в чем-то дилетанты. А иногда даже не «в чем-то», а как раз в том, что сами считаем главным своим занятием. Разве не кажутся нам наивными дилетантами люди, пытающиеся рассказать, объяснить природу гения? Будто это возможно! И великий ученый — разве не дилетант он перед лицом Господа Бога? Я называю этим именем то сцепление сил, которое управляет миром…

Так или иначе, но тетя Женя была  п р е к р а с н ы м  дилетантом. Даже если в дилетантстве и есть что-либо плохое, к ней оно не прилипло.

Да и Зоин муж Олег — такой же. Конечно, душа и мозг всего предприятия — Зоя, но двигатель, мотор — Олег с его незаконченным инженерным образованием. Бросил все и пошел за ней, а еще говорят, что любовь стала пережитком прошлого… Как бы не так! Сам он, правда, только ухмыляется, когда разговор заходит об этом, но факт есть факт. Растворился мужик в женином деле и рад этому.

А может, археология или золотоискательство (археологи не простят, что я два этих понятия поставил рядом) были его нераскрытым, до поры тайным для него самого призванием? Тоже может быть.

Вот ведь что оказалось важным: удачливый человек с легкой рукой. Такой, скажем, пойдет в компании за грибами — наберет больше всех, будет удачливее, всех на рыбалке, на охоте. Его удачливость сработала и здесь. Когда в ковше экскаватора оказались какие-то черепки и железки (строители, по правде говоря, на них не обратили внимания; подобрал их в отвале лесник с нижнего кордона, и уже от него весть пошла дальше), Олег тут же примчался на трассу газопровода. Походил вдоль траншеи там, где попадались черепки, оглядел это поросшее ковылем, открытое всем ветрам неуютное место. Никого, к счастью, рядом не было. Строители «гнали план» и ушли со своими машинами дальше. Потом взял лопату, отошел на несколько шагов в сторону и начал копать. У них это называется: заложить разведочный шурф.

Крымские горы сложены в основном известняками. В обнажениях — голый, костяного цвета, изъеденный влагой и ветрами пористый камень, карровые поля, а на этих полях поражает правильность, геометричность, что ли, линий, похожих на борозды исполинского плуга. Природа любит играть в геометрию, вычерчивать окружности, параболы, а здесь — прямые… Сверху карры кажутся шероховатой поверхностью гор, идти по ним трудно, все время выбираешь, куда ступить. Они наводят на мысль, будто яйла стремится защитить себя от людей, от овец, от прочей твари.

Мое собственное представление о каррах: зубы дракона. Но никогда и никому я не умел объяснить его.

Однако голые карровые поля больше свойственны восточным яйлам. В других местах их задернило, природа словно набросила на камень зеленое покрывало. Только кое-где из земли торчат источенные временем, оплывшие, похожие на черепа камни. И сквозь глазницы — полынь, ковыль. Почвы мало — на один штык.

Олег рыл неторопливо, спокойно, без азарта. (Так сам теперь говорит. Я не очень в это верю. Хотя, может, и впрямь был спокоен, потому как ничего слишком уж интересного не ожидалось — причины для таких ожиданий не было. Подумаешь, обломки керамики!.. Да в Крыму они встречаются чуть ли не повсюду…) Во втором или третьем копке с лопаты свалился комок, упал, рассыпался, и явилось чудо — золотая монета.

«Почему именно здесь копал, а не рядом?» — «Не знаю». — «Чутье, внутренний голос?» — «Не помню».

А собственно, какой в этих вопросах смысл? Я бы наверняка ничего не нашел. А он пару раз ткнул лопатой и — открытие.

Не обломок амфоры, не кость, не даже наконечник стрелы, а редчайшая (это, правда, поняли чуть позже) золотая монета.

Но опять-таки не о том речь. Монета, другая, третья… За все время их было найдено немало. Денарии Августа (сребреники) попадались особенно часто, выглядели как новенькие — хоть сейчас снова пускай в оборот…