Дожить до 120

Я помню, как он однажды воскликнул: «Если моя гипотеза подтвердится, мы с вами, Костя, получим абсолютную власть над миром!» При этом глаза его торжествующе сверкнули. Эта фраза и необычный блеск в его глазах меня неприятно резанули, и я с тех пор никак не мог про это забыть.

А теперь после этого интервью и его якобы неведения по поводу убийств, ежедневно происходящих, можно сказать, под его боком, в моей голове безостановочно крутился вопрос: «Кто вы, доктор Хаскин?»

***

Я и раньше отдавал себе отчет, какую неслыханную власть может дать эта страшная информация о «напарниках». Совру, если скажу, что не подозревал, как легко она может быть использована во зло. Но я гнал от себя подобные мысли.

И по поводу Хаскина я до этого чертового интервью голову готов был дать на отсечение, что кто-кто, но он ни за что на свете не употребит это знание во зло. А вот теперь, после той его необъяснимой лжи, я вовсе не был в этом уверен. Напротив, вдруг уверился в обратном. Я же понимал, что этот блестящий и изощренный ум куда больше и лучше, чем я, видит те неслыханные, поистине безграничные перспективы, которые предоставляет это тайное знание. Соблазн употребить его во зло велик. Нестерпимо велик. Наверняка, Хаскин уже давно просчитал все варианты и начал действовать. И вот, пожалуйста, откуда ни возьмись, появился весь этот институт. Нашел себе спонсора. Может, они на пару действуют? Такие деньжищи вдруг на Хаскина свалились. И всё за так? За красивые глаза?

***

Я, вообще, по натуре человек недоверчивый. Не знаю, врожденное ли это свойство, или я приобрел эту недоверчивость из-за своей болезни. Думаю, что верно второе. Моя физическая неполноценность, словно стена, отделяла меня от нормальной жизни и нормальных людей. Иногда эта стена была зримой и глухой, иногда почти прозрачной, так что я иногда забывал о ней и тут же больно стукался носом в эту невидимую преграду. Но она была всегда. Участвовать в играх моих сверстников я не мог. Зато мог спокойно, оставаясь за стеной отчуждения практически невидимым, наблюдать за ними и их поступками. Эта роль невидимого, вернее, никем не замечаемого наблюдателя (этакий «неуловимый Джо») имела и свои плюсы. Вскоре я научился неплохо разбираться в мотивах, управляющих их поведением. Мотивы эти обычно были на редкость просты и выставляли своего носителя не в самом лучшем свете. Так что очень скоро я, тайный соглядатай, невольно пришел к не самым лестным выводам о человеческой природе. И тогда же усвоил скептическое отношение к тем красивым словам и понятиям, которыми люди обычно прикрываются. Одним словом, я не то что аморален, но внеморален – это, пожалуй, точно. И должен признать, что по отношению к новым людям, с которыми порой сводила меня судьба, относился с априорной недоброжелательностью. Вот и Хаскину, хотя он и сделал для меня столько хорошего, я теперь не доверял…

***

Я и себе не доверял. Сам же себя назвал человеком внеморальным. Но я гнал от себя любые мысли о том, как можно было бы употребить это тайное знание во зло. Да что там гнал? Я испытывал такой ужас, когда какая-нибудь полумыслишка заползала в голову и застревала там, что долго не мог успокоиться, пока не убеждался, что все сорняки вытоптаны и на этом месте уже ничего не вырастет. Наверное, это в стародавние времена и называли Страхом Божьим. Да, именно Страх Божий, как бы дико оно не звучало в устах такого циника, как я.

Нет, в отличие от израильских кодировщиков, я не уверовал во Всевышнего. Я просто знал, что он есть. Правда, Хаскин со мной не согласился.

– Знаем, что был, но не факт, что есть. Помните, чуть ли не в первую нашу встречу мы об этом с вами говорили? Библейские коды Рипса доказывают лишь то, что кто-то когда-то запустил машину. Словно некий режиссер снял всю будущую историю человечества на пленку, а мы теперь, как зрители в кинотеатре, можем этот блокбастер смотреть. Но только предыдущие серии. Мы тоже рано или поздно появимся где-то в массовке, но это увидят уже другие – будущие – зрители, а не мы. Но никакого его вмешательства, а, значит, и присутствия в зале во время просмотра не наблюдается. Он когда-то свой шедевр отснял, а теперь на курорте прохлаждается, а то и, вообще, умер. А если все идет по когда-то написанному сценарию, то никакой вины актеров в совершаемых ими злодействах нет. Они всего лишь честно исполняют отведенную им роль.

– Ага, – вставил я. – Вот и некий Шикльгрубер – всего лишь актер, который успешно прошел кастинг. И будущее безвариантно.

– Кто вам, Костя, это сказал?

– Вы же и сказали, мол, будущее безвариантно. И из библии это следует. Вспомните слова, которые появляются рядом с этим именем: Освенцим, хрустальная ночь, концлагерь, еврейский вопрос.