Дожить до завтра

Вскоре в кабинете появился следователь, затем объявили розыск старшины Хрущева — он исчез, как в воду канул. Портос вызвал к себе свободных от наряда «дедов» хозвзвода и, приказав без Хрущева не возвращаться, отпустил их в город. «Деды» с независимым видом пожали плечами, но искать пошли. Появились вопросы к доброму десятку старослужащих: Киселев сдавал всех — одного за другим. Пришел подполковник Гриша. Он официально подтвердил: в уже проверенном комиссией шестом складе действительно появились восемь лишних ящиков с автоматами «АКС».

Услышав про «лишнее» оружие, Портос приобрел синюшный цвет, засел у себя в кабинете и тихо пытался решать текущие полковые проблемы. Полк стал напоминать корзину с мусором, варварски вытряхнутую прямо в коридоре, на самом проходе. Но мне «масть шла», как в анекдоте! Наудачу я спросила Киселева про «брата» Щукина, и оказалось, что «братишку» ефрейтора Киселев видел два раза: один раз, когда подвозил в город самого Щукина, и второй — позавчера, около шести вечера, когда привез прапорщика в ресторан «У Наташи». Зимин отошел с ним в сторону, но Киселев слышал, как тот назвал «братишку» по кличке — Купцом. Дословно он сказал: «Привет, Купец, сколько привез?» И тот ответил: «Восемьдесят пять».

Я чуть не присела от неожиданности: ровно восемьдесят пять тысяч долларов изъяли вчера при понятых у Зимина! Это, видимо, совсем «свежие» деньги, которые прапорщик просто не успел никуда «закачать». И не исключено, что Купец — это тот самый тип, что чуть не раздел меня взглядом на входе в ресторан. Я запросила личное дело ефрейтора и трясущимися руками открыла: там никаких братьев не значилось — только две сестры! И тогда я затребовала у Портоса право посетить арестанта Щукина, и он, устало махнув рукой, переправил меня к дежурному по части.

Щукина мне предоставили, но начальника штаба на этот раз со мной не было, и начальник караула настоял на присутствии при разговоре вооруженного автоматом выводного. Я махнула рукой и согласилась.

— Слышь, Саш, ну ты меня и подвел! — расстроенно начала я разговор.

Щукин опешил и начал судорожно вспоминать, что он сделал не так. Но опомниться я ему не давала.

— Я как сказала, что вы четыре гранаты продали за два ящика водки, так меня засмеяли!

Щукин заметался: нечаянная ложь выходила боком.

— Следователь сразу сказал: это они вместе с Хрущевым автоматы продали.

— Какие автоматы? — испугался ефрейтор.

— Четыре ящика. Десять лет «строгого». Хорошо, Скачков сказал, что к тебе братишка приезжал — денег привез… Мол, их и пропивали. — Я рассмеялась и тут же, без перехода: — Это правда? Именно эти деньги пропивали — не автоматы?

— Ага! — панически ухватился за спасительный выход Щукин. — Про автоматы я не знаю!

— А следователь сказал, вы их уже неделю пропиваете…

— Какую неделю?! — возмутился Щукин. — Он ко мне четыре дня назад приезжал. Я же тогда и Бычка отметелил! Хоть у кого спросите!

— А следователь говорит, у тебя братьев нет.

— Ну, он это… муж сестры.

— Он может это подтвердить? Где его найти?

Щукин как споткнулся. До него только сейчас дошло, что все это — ловушка.

— Не-е… — он опустил глаза. — Я в это дело никого втягивать не буду…

Я усмехнулась, и Щукин недобро посмотрел на меня. Но я просто подумала, что между тем, что сделала только что со Щукиным я, и тем, что делал вчера капитан милиции со мной, не было никакой разницы.

Я внимательно присмотрелась к ходу следствия. Я видела, что пока мне здесь делать нечего: работа кипит, а для получения сколько-нибудь ценных данных теперь понадобится время — будь то дополнительные сведения от арестованных или отчет о ревизии склада. Можно было возвращаться в Тарасов. Но Гром не появлялся, и я не знала, имею ли право покидать Воскресенск. Приходилось ждать.

События следующего дня только добавили масла в огонь.

Во-первых, Зимин был выпущен на свободу «в обмен» на подписку о невыезде, которая в целости и сохранности лежит в анналах Воскресенской прокураторы. Ведется служебное расследование.

Во-вторых, объявился старшина Хрущев. «Деды» его, естественно, «не нашли», но на утреннем построении он был, и с большого «бодуна» — теперь дает показания. Пока — ничего интересного: старшина признал, что ящики из склада в склад перетаскивал по приказанию Зимина, и неоднократно, и на этом — все. Причастность к выносу или вывозу оружия за пределы складов отрицает. Постоянно ссылается на свою уставную обязанность беспрекословно исполнять любые, даже устные приказы военачальников, в данном случае — прапорщика.

В-третьих, ефрейтор Щукин был застрелен молодым караульным при попытке к бегству с гауптвахты. Как следовало из показаний начальника караула, острой необходимости в стрельбе не было, но молодой солдат в последнее время находился на грани нервного срыва. Взводный подавал рапорт с просьбой отправить бойца в областной психоневрологический диспансер, но это ничем не закончилось. Точнее, закончилось — смертью арестованного.