Дожить до завтра

Ступни начало медленно, но верно сводить; я попыталась постоять на одной ноге, чтобы согреть на воздухе вторую, но упала. Кто-то поднял меня из воды и с усилием взял на руки. Но мне уже было все равно — я отключалась… Последнее, что я услышала ясно, это то, как Ахмар сказал, что нужен старший, и тогда на переговоры к боевикам пошел Гром.

Мне растирали ноги, затем надели носки и тяжелые солдатские ботинки… но поставили на ноги и вынудили идти саму намного позже. Этот кусок жизни просто выпал из моей памяти.

Потом Гром рассказал, что на самом деле полевой командир очень не хотел ночного боя. Одно дело — осветить и обстрелять нашу группу из надежного укрытия и совсем другое — пытаться удержать прорыв вооруженного отряда, намеренного выйти из западни любой ценой. Реально расстановка сил складывалась семьдесят к тридцати против нас. Но боевика не устраивал и такой расклад. Он не хотел рисковать. Как я поняла, Гром повел переговоры правильно, объяснив, что мы не ставим целью борьбу с боевиками, а доставляем русского преступника русским же властям. Он показал ордер на арест, и это тоже произвело хорошее впечатление. Очевидно было, что Гром не врет, еще и потому, что мы определенно шли из Чечни, а не в Чечню. В такой ситуации командир мог пропустить нас, не опасаясь обвинений в трусости. И он пропустил, попросив показать преступника, чтобы убедиться, что он — не чеченец. Гром на это пошел.

— Это вор? — спросил боевик, указывая на Купца.

— Вор, — подтвердил Гром.

— Не чечен?

— Нет, не чечен.

— Один раз украл — один рука отрезал, другой раз украл — другой рука отрезал! Чем воровать будет?! — назидательно посоветовал Грому боевик. Одетые в камуфляж воины ислама на всякий случай заглянули нашему пленному в штаны и равнодушно отвернулись — это определенно не был чеченец.

Здесь же Ахмар сторговал для меня плотные носки и солдатские ботинки, и мы расстались со счастливым от мирного исхода дела полевым командиром. Он уже видел и Хряща, и Сома и догадался, с какой публикой пришлось бы ему вступать в бой.

— Россия — там, — показал на прощание командир, неопределенно махнув рукой.

— Мы знаем, — с достоинством ответил Майк и подал команду «Вперед!».

Как говорят, минут через сорок меня уже поставили на ноги, и я пошла сама. Группа перевалила еще через три сопки и к утру вышла к очередному населенному пункту. Мы не знали, кто его контролирует — на карте поселок значился как «пограничный», поэтому неутомимые Хрящ и Сом нашли для дневки здание заброшенной МТС. Мы прошли мимо черных ребер каких-то борон, скелетов тракторов, вскрытых «черепных коробок» грузовиков, и, едва первые лучи коснулись здания, последний боец вошел под крышу. Когда парни поставили носилки на пол, Сека был уже мертв. Он так и лежал в одном ряду с нами — мертвый среди полумертвых — на загаженном голубиным пометом полу. Разбуженные солнцем «птицы мира» зло косились на нас, не решаясь начать свои обычные дневные дела. Но солнце поднялось выше, пронзило дырявую крышу и битые оконные переплеты с грязными стеклами, расчертив стены и пол желтыми пятнами света. И тогда самцы осмелели, начали нетерпеливо топать по сантиметровому слою высохшего помета, с громким утробным урчанием требовать от самок немедленного совокупления, а те стыдливо отлетали в сторону, поднимая вокруг тучи пыли и птичьего пуха. Ни мертвые, ни живые люди их не интересовали.

К полудню пришел с поста Гвоздь. Он и сообщил, что поселок занят российскими войсками. Я приподнялась, подтащила свое тело к стене и оперлась на нее спиной. Бойцы медленно, с усилием поднимались, садились, вставали, и только теперь я начала отличать их камуфлированные тела от пола, пятен солнца и голубиного помета.

Мы медленно спустились в село, прошли мимо расставляющих палатки ребят и выстроенной рядами техники к штабу полка, и Майк сообщил руководству операцией о благополучной доставке «груза». Секу передали интендантам — запаивать в «цинк», Купцу вытащили кляп, ребят повели на кухню и растопили для них баню, но я наблюдала за всем этим, как сквозь пелену — ничто не выглядело как реальность.

Гром подошел ко мне и взял за плечи.

— Не расстраивайся, — попросил он. — Не надо.

— Я нарушила правила, — обернулась я к нему. — Два раза.

— Знаешь, что мне мой учитель сказал?

Я мотнула головой.

— В нашем деле, чтобы пошла первая настоящая отдача, надо проработать лет десять. И эти десять лет наполнены ошибками.

— Что, все десять?

— У кого как.

Я усмехнулась, развернулась и пошла прочь. Как бы мне ни хотелось сейчас завалиться в кровать, чтобы хотя бы просто отоспаться, надо было возвращаться: Купца передадут куда надо и без меня.

В Тарасов мы приехали порознь.

Первым делом я пошла в Комитет солдатских матерей.

— Давненько вас не было, Юлия Сергеевна, — холодно встретила меня председательша. Я молча кивнула головой. — Объяснительную мне на стол положите.

Я прошла к своему рабочему месту и вдруг поймала себя на мысли, что больше всего на свете ненавижу ее.