Там, где сурово сияют полночные звезды,слава о зубре идет, как о страшном убийце.Память о нем, как дыханье его за спиною,вдруг навевает столь мерзкую часто тревогу.Бегством спасаясь, не видел я в этом позора.Не унижал меня черни презрительный хохот —неосторожность порой принимает за смелостьтот, кто не знает суровых законов охоты.Так же и я в стихотворческом деле не сведущи превосходство ученых мужей понимаю,но не могу пренебречь высочайшею волей,будучи многим обязан великому другу[1]Что ж, собирайте посевы с бесплодного поля.Жажду свою из сухой утоляйте криницы.Если б равнинами снежными стали страницы,сразу бы ожили дерзкие образы боя.Нет, не виновен я в том, что рассказ не прекрасен.Длинные стрелы в тяжелом намокшем колчанеотягощали мне плечи и били по бедрам.Знаю, ты лучше напишешь, но лук не натянешь —равные только в различном бывают искусстве.Рвите, однако, стихи чужеземца, — невежды!
3
Острую дивную вещь я держу осторожно.Ядом разлуки пропитан ее наконечник,с нею обычно бродил я по северным рощам,пар выдыхая в морозное небо отчизны!Логово зубра таили настылые сосны.Бешеный рев долетал до соседней державы.Вскормленный пущей и раненный мною смертельно,зверь уходил от людей в направленье заката.Зубра шатало, и силы его оставляли.Вдруг он упал, как лохматая темная буря.И, удивляясь громадности мертвого тела,трое охотников между рогами уселись!Жесткая грива по шее сбегала на плечи.Отблески молний застыли во взоре свирепом.К одеревенелым коленям гиганта примерзлибурые клочья его бороды безобразной.Если хотите увидеть великое в малом —с виду козел, беспорядочно шерстью заросший,но по размерам крупнее быка племенного,будто раздумывал в день сотворения мираобраз какой обрести, но стрела зазвенела!