– Я-то чем тебе тут помочь могу? – с наивным удивлением развел руками Аесарон. – Меня вообще не было в момент нападения! Все претензии – к вашему гостю.
– Кому-нибудь удалось этого неваляшку рассмотреть? – обратился Сибиряк ко всем сразу. – Я был на четвертом слое – там такой же туман, как и снаружи.
– Я на пятое небо поглядал, – неожиданно из своего уголка откликнулся Химригон.
Собственно, ничего он больше не добавил, и так было понятно, что и там ему не удалось увидеть того, кто волной проходил по всем слоям Сумрака. «Пятое небо!» – с восхищенной оторопью подумал Угорь. Конечно, у шаманов, как и у ведьм, свои пути-дорожки в Сумраке, им, может, на пятый слой поглядеть куда проще, чем Евгению на второй шагнуть, и дело тут даже не столько в ранге, сколько в отличиях самой природы Сил, используемых магами и шаманами. Недаром, наверное, все Иные – и Светлые, и Темные, и даже вампиры с оборотнями – переход на следующий слой Сумрака обозначают жестом «вниз», «ниже», «глубже», а шаманы – «вверх», «выше», и каждый слой у них называется небом.
Тогда, может быть, действительно существует и седьмое небо, на которое когда-то поднимался Дог?
– А если он еще глубже? – вслух сказал оперативник.
– Жень, ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы спокойно разгуливать глубже пятого слоя, а? – задумчиво спросил Аесарон. – Таких даже я не знаю.
– Если он так глубоко – он мог бы сделать все чище, тише, аккуратнее. – Сибиряк снял очки, близоруко сощурился, снова надел. – Скажем, просто вырезать из человеческого мира это место и переместить куда-нибудь в Антарктиду или в жерло вулкана. И уж тем более не стал бы отбрасывать тень, выдавая свое присутствие.
– Свое присутствие он выдает регулярно! – парировал Угорь. – Я думаю, что это он постоянно, не скрываясь, следит за всеми важными событиями. Качашкин, ты помнишь сражение с нетопырями? Тогда высоко-высоко птица летала.
– И в лесу, возле оракула, я видал – орел парил, – сообщил Денисов.
– Да и я пару раз большую птицу замечал, – задумчиво признал Аесарон.
– Орел… орел… – пробормотал Сибиряк, замедлив свой бег по штабной палатке. – Кукин! Вадик, узнай, пожалуйста, остались ли у нас в лагере перевертыши, способные вести бой в небе. Пусть будут наготове. То есть, – обернулся он снова к Евгению, – ты хочешь сказать, что он чувствует себя абсолютно неуязвимым, поэтому особо не скрывается? Так?
Угорь пожал плечами, после паузы ответил:
– Это очевидно. Когда… Темный коллега использовал кровь, это не нанесло волне вреда, просто создало возмущения в Сумраке, и волна отвернула в сторону. Если бы я увидел на дороге лужу или… хм… коровью лепешку, я бы тоже обошел, хотя ни то, ни другое серьезного ущерба мне бы не причинило.
– Логично, – согласился Сибиряк. – Итак, мы имеем дело с Иным, который умеет создавать и длительное время поддерживать гигантские магические щиты, способные укрыть целый пласт реальности; с Иным, который маскируется так, что на всех доступных нам слоях Сумрака фиксируется только его тень; с Иным, который выглядит – подчеркиваю: выглядит! – неуязвимым, поскольку до сей поры все попытки использовать наш боевой арсенал провалились; с Иным, который сам использует неизвестное нам заклятье, нейтрализовать которое пока не удалось, в результате чего в ужасе и панике разбежалась значительная часть… скажем так – младшего офицерского состава. Верно? Я ничего не забыл?
Федор Кузьмич сидел ни жив ни мертв. Еще это существо умеет обращаться орлом, умеет подчинить, заставить работать на себя, как это, вероятнее всего, произошло с Остыганом, оно – случайно или нарочно – создает аномалии в Сумраке… И сейчас в лапах этого существа – Данилка, малюсенький человечек, несмышленыш, родная кровиночка… Едрить твою редиску! Что он, Денисов, делает
– Там, в Загарино… – хрипло начал Денисов, задохнулся, откашлялся. – Кто там? – И, совсем понизив голос, сипло выдохнул: – Дог?
Аесарон и Сибиряк переглянулись. Остальные, за исключением, быть может, Химригона, затаили дыхание. Напряжение, возникшее в палатке, грозило высоковольтным разрядом.