Дозоры

– Антон Городецкий, – кивнула Арина. – Я любила его… – она вдруг рассмеялась, – ведь даже дряхлая ведьма вправе полюбить мужчину. Я ненавижу его, потому что он не замечал моей любви, он любит другую и никогда не стал бы моим. Он поступил благородно, не замечая моей любви, и он поступил подло, не заметив ее. Ему я отдала бы свою Силу, но ему не нужна даже моя слабость.

– Зеркало, – сказал Двуединый.

Егор вздохнул.

– Ну как там… Я, Егор Мартынов, неинициированный Иной, зеркальный маг… наверное. По праву… – он на миг замолчал, – по праву стороны, которая хранит равновесие, по праву стороны, которая реализует себя только в смерти. Я разрываю кровавый завет, потому что равновесие надо выправлять как-то иначе. Не разрушая все. Разрываю навсегда, и бла-бла-бла, как там положено.

– Твоя жертва?

– Антон Городецкий, – сказал Егор. – Я люблю его, он меня спас. И ненавижу, он меня подвел. Он поступил благородно, потому что защищал мое право на свою судьбу, но поступил подло, потому что для него важнее была его собственная судьба. Он показал мне Силу, и я выбрал слабость. Вот. Как-то так.

– Пророк? – произнес Двуединый.

– Я – Иннокентий Толков, – сказал Кеша. – Пророк. Светлый. Первый уровень. Я от всех пророков, потому что только я гожусь. Я разрываю кровавый завет, потому что в нем нет будущего, а я хочу его видеть. Отныне и навсегда.

– Жертва?

– Антон Городецкий… – едва слышно сказал Кеша. – Он как бы тоже меня спас. Но дело даже не в этом, я его люблю, потому что он отец Нади. И я… я его ненавижу. Потому что я должен был назвать его имя, и он понял, что я назову. И он благородно себя вел, никогда не мешал мне дружить с Надей, хотя я знаю, что я ему не нравлюсь, он считает меня увальнем, рохлей и слабаком. И… и я подлец… потому что мы с Надей его обманываем. И у меня есть Сила, и я знаю, что она не только предсказывает будущее, она его меняет, но я слабак… и не могу поменять будущее так, чтобы назвать другого…

– Темный, – сказал Двуединый.

– Это я, я это, – подтвердил Завулон, не делая даже попытки сдвинуться с места. – Завулон, Темный, Высший, от Темных, что понятно. Я разрываю кровавый завет, это архаизм, нерациональное использование материала. Отныне и до конца времен. Моя жертва – Антон Городецкий. Я его люблю – он самый удачный из моих потомков. Я его ненавижу, он стал Светлым, и ему это нравится, вот за то, что нравится, – особенно ненавижу. Он хороший, благородный враг, но он готов на подлые приемы, и это меня особенно бесит, из него вышел бы величайший Темный. И я сильнее его и, пожалуй, всегда остался бы сильнее, но сделать то, что он сейчас делает, я не смогу. Вот в этом я слабее. Я порой что-то такое пытался сделать, но всегда вовремя останавливался, а он останавливаться не умеет.

– Светлая, – произнес Двуединый.

Я не выдержал, обернулся и посмотрел на Надю. И кивнул ей, потому что ей сейчас было очень, очень плохо, а поддержать я ее никак не мог и защитить – тоже.

– Я – Светлая, Высшая, Надежда Городецкая, – сказала Надя. Голос у нее был никакущий, от такого голоса кровь стыла в жилах. – Я разрываю кровавый завет. Я его ненавижу. Может, когда-то это и было лучшим и правильным выходом, только то время давно ушло. Я его разрываю навсегда. Пусть будет одно только добро или одно только зло, если люди этого заслужили. Но хватит этого равновесия, равновесие добра – это всегда еще и равновесие зла. Я… я…

– Должна назвать жертву, – сказал Двуединый.

– Моя жертва… – Надежда замолчала, глядя на меня. Я ободряюще кивнул ей. Тут ничего нельзя было поделать. Совсем ничего. – Моя жертва – Антон Городецкий, мой отец. Я… я люблю его, потому что он мой отец, и этого достаточно. Я его ненавижу! Ненавижу, потому что это я должна была стоять на его месте, а он на моем, но он все понял раньше меня и сделал так, как хотел! И это, наверное, до фига как благородно с его стороны, только это подло, подло, подло! И я бы отдала всю свою Силу, она мне не нужна, я готова жить простым человеком, но я слишком слабая, чтобы тебя убить, но я стану сильнее, и я вытрясу из тебя твою мерзкую душонку спящего божка, я пройду через сумрак и выжгу тебя, начисто, или придумаю дефолианты для сумрака и отравлю все его слои, ты что, думаешь, я дура, не понимаю, в чем ты прячешься и из чего состоишь, синяя мшистая дрянь!

Наступила тишина, в которой было слышно только ее громкое дыхание.

– Дозор Шести сказал свое слово, – произнес Двуединый. – Кровавый завет разорван. Больше никто не хранит равновесие добра и зла среди людей. Вы вольны жить сами и убивать себя сами. Ваша судьба отныне в ваших руках.

На какой-то крошечный миг мне показалось, что он развернется и уйдет. Как поступил когда-то Тигр. На какой-то крошечный миг имя дочери показалось мне волшебным талисманом, который сохранит меня на краю.

– Я принимаю вашу жертву, – сказал Двуединый.