Она положила голову мне на плечо и тихонько всхлипывала. Но жалости больше не было. Жалость ушла. Я внезапно познал всю глубину закономерности и принял ее. Согласился, что в происходящем нет справедливости. Но и несправедливости также нет. Справедливость здесь вообще ни при чём. Слезы и встречная жалость – из той же категории. Мое плечо, наверное, уже промокло насквозь от ее слез. А вот поддержка из иного раздела. И я сегодня в ней реализовался неожиданно для себя самого. Да что там – всё ещё продолжаю этот танец.
Я стал тихонько подпевать вторым голосом – даже не голосом – почти шепотом, одними губами:
«Взгляд при встрече отведу,
И пускай щемит в груди.
Я к тебе не подойду,
Я к тебе не подойду,
И ты ко мне
Не подходи-и-и…»
Она вдруг подняла голову. Лицо ее пылало румянцем. Она, бесспорно, плакала, глаза до сих пор были до краев. Но слезы уже не выливались.
– Перестань! Замолчи! – Она шептала и мотала головой влево-вправо, будто отказываясь, не соглашаясь с чем-то
Впервые за сегодняшний день она мне показала красивой. Она мне всегда казалось симпатичной. Но также постоянно я избегал слова нравится. И до сих пор избегаю. Лукавил, может быть. Чтобы не завидовать Лехе.
А потом я почувствовал вкус её губ. Они были солёными и неожиданно сухими. Нет, голова у меня не закружилась. Я продолжал погружение в ту же самую закономерность, сопротивляться которой не имело никакого смысла.
Наверное, впервые за сегодня или вообще за многие годы вдруг стало понятно… Что можно взамен долгих разговоров и неуклюжих объяснений просто приникнуть друг к другу. Приникнуть, истосковавшись, не жадно, но трепетно. Открыть и открыться. Прикоснуться разом к тысяче смыслов и ответить не менее ёмко. Перейти к непосредственной сути, признав подготовку достаточной или даже избыточной, лишней, но также и необходимой. Отказавшись от чего-то давнего, усвоенного и выученного, но оказывается чуждого. И позволить себе избегаемое, но такое естественное и тайно желаемое. Столь долго желаемое.
Поцелуй длился несколько мгновений или целую отдельную вечность. Пожалуй да, долго. Язык и губы одеревенели и не слушались. Мои руки пробились сквозь заслон из овсяного печенья и нашли дорогу под эту ужасную кофту. Она скрывала настоящую красоту. Не приукрашенную, беззащитную – лишённую многоцветной шерстяной брони. И руки сами по себе сошли с ума. Они сжимали и гладили импульсивно и исступлённо. Путаясь в целях и задачах: познать, согреть, защитить. Проникнуть. Приблизить. Обнять.
«Я верю, что любовь всегда права.
Я ждать ее всю жизнь могу.»
И в эту секунду я почувствовал укол из прошлого. Мог ли я защитить ее тогда? Пусть она и принадлежала другому. Имел ли я право? Я ведь стал причиной их разрыва вольно или нет. Не знал, но сразу решил, что невольно. По крайней мере, отсутствием поверженного соперника не воспользовался.
Что за время слепое или мы слепы и глухи? Сходились случайно, трогали друг друга, не понимая, за что попало, возбуждаясь и воспламеняясь, вторгаясь в запретное и сокровенное. А с кем-то столкнулись, но не сотронулись, не соприкоснулись, и вспыхнув вместе, не содрогнулись. Осознавать это через много лет – какое-то тошное оплакивание утраты.
Но мы-то сегодня ещё живы!
Песня сменилась и ритм ускорился.
«Представить страшно мне теперь,
Что ты не ту открыл бы дверь,
Другой бы улицей прошёл,
Меня не встретил, не нашёл.»
От этого всего я как-то слишком стискиваю Веру. Она тихонько охает и отнимает губы. Дыхание её горячо. Облизывает трещинки на губах. Меня окатывает теплой волной. Я ослабляю объятья. Кофта бесшумно падает на ковёр. Вера обмякает и тянет меня туда же, вниз.
В эту пропасть, разверстую меж нашими мирами. И я с готовностью делаю шаг.
«Ты спеши, ты спеши ко мне,
Если я вдали, если трудно мне,
Если я словно в страшном сне,
Если тень беды в моём окне…»
На ковре нас накрывает уже не теплом, но жаром. Или это от Веры шпарит, как от печки. В ногах тяжесть, которая только сейчас докатилась. Я вдруг понимаю, что чертовски устал бродить под снегом и дождём. Теперь, чтобы встать, мне потребуется… Нет, это практически невозможно. Не хочу я никуда вставать. Я привлекаю ее к себе. Мы перекатываемся по мягкому ковру под затихающие аккорды.
"Не спеши, когда глаза в глаза…
Не спеши, когда спешить нельзя…
Не спеши, когда весь мир в тиши…
Не спеши…"
Она что-то шепчет – я не могу разобрать – гладит мои волосы – то ли заклинания, то ли молитвы.
– Андрюша, хороший мой. Где же ты был? Почему же, боже мой!?
Мне на секунду кажется, что вот она каждый день так новое имя или они могут повторяться. Гоню эту мысль, соображая тут же, что вот так же и было бы с нами, будь я чуть посообразительней в детстве. Если бы я после той драки проявил бы к ней хоть каплю внимания. Мужского. Откуда бы у меня в то время? Но представим. И над нами всегда висела бы тень Лёшки. Побитого и брошенного по давно забытому поводу.