Dragoste în ciuda (СИ)

Димитрия теснили спереди, но он не сдавался, всё так же умело отбиваясь, ожидая момент, чтобы выгодно напасть, сохраняя при этом силы для такого марш-броска.

«Безупречная тактика», — Влад слегка улыбнулся.

Отец Илларион, сменив рясу на кольчугу, оттаскивал раненых и оказывал первую помощь.

«Сколько он в себе скрывает?» — задался вопросом Дракула.

«Сколько в себе скрываешь ты», — земля, воздух вокруг, природа — всё взывало к нему.

Влад поднял глаза к небу, которое тут же отразилось в них, став двумя тёмными омутами. Он закричал и поднял руки.

— Защитите!

На его крик, полный отчаяния и ярости, обернулись ближайшие соратники.

Отдалённый монастырь. Побег.

Лале боялась дышать, но тем не менее подняла взгляд на брата и не отводила его.

— Спрячь глаза, бесстыжая! — строго проговорил тот. — Как смеешь ты поднимать взор свой на мужчину, на султана?!

— У меня есть султан, мужчина, муж, моё солнце, моё небо, — Лале сцепила зубы. — Тот, кто сказал мне, что женщина не раба, тот, кто поставил меня рядом с собою, сделав равною, тот, кто…

— Довольно, — Мехмед кинул строго, с ненавистью во взгляде. — Ты была бы самой яркой звездой гарема…

Лале ядовито улыбнулась:

— Зачем тебе я? Думается, ты увлечён несколько иным, — и перевела взгляд на Раду. — А ты — мерзкий, никчёмный, грязный предатель, Влад доверял тебе, он оставил тебе на попечение своих детей, меня, в Валахии ты — выдающийся воин, герой, тебя превозносят и любят, в Османской империи ты всего лишь раб, да, с регалиями короля, с богатством Крёза, но ты раб, и у тебя всегда будет господин, как бы он ни называл тебя и как бы ни любил…

— Это тоже любовь, Лале, — возразил он.

— Так любят псов, пока они покорные, — она сцепила зубы и гневно посмотрела на него.

Раду хотел ещё что-то сказать, но Мехмед поднял руку, и в помещении воцарилось молчание. Она дышала часто, видя, что Раду замер, в его глазах метался огонь ненависти, жалости, братской любви и такой тоски, что, казалось, его сердце сейчас вот-вот разорвётся.

— Лале, там, где ты будешь жить, тебе отрежут язык, и ты уже ничего не сможешь сказать, — Мехмед холодно усмехнулся, — пора убить дракона, пока он слаб, мой дядя был настолько глуп, думая, что так он и овец целыми оставит, и волков накормит…

— Был мир, который ты пришёл нарушить, — возразила она, чуть придвинувшись к нему, от возмущения дыша чаще.

— Паршивый мир, который показывал всем остальным… — начал было султан.

— Рабам, — зло усмехнулась женщина.

— Рабам, — охотно подхватил тот, всё же уловив иронию в её словах.

— Что другой раб имеет больше прав, чем остальные. И почему же им нельзя, а тому можно? — спросил он, тёмные звёзды его глаз бесстрастно взирали на неё. — Собирайся, Лале, собери детей, ты возвращаешься на родину.

— Моя родина здесь! — вскрикнула она.

— Я даю тебе время, — Мехмед подтолкнул её к дверям спальни.

Лале зло посмотрела сначала на одного мужчину, затем на другого и скрылась за дверями комнаты. Мехмед посмотрел на соглядатаев и сделал знак рукой, чтобы те вышли из покоев, оставляя их наедине с Раду.

— Я долго ждал, — заволновался Раду, тёмно-синие глаза со страстью обвели лицо любовника.

— Я знаю, — подтвердил Мехмед и притянул того для поцелуя, зашептав, — я помню всё, ни с кем не было так… — его голос захрипел и затрепетал, воздух вокруг пропитался вожделением, руки сами притянули к себе упругое стройное тело, приласкав затылок, притянув к своему лбу. — Но сейчас не время, — сказал султан, словно бы уговаривая сам себя.

Мехмед прошёл к балконной двери и, толкнув её, прошёл в нишу, оттуда открывался вид на поле сражения. Люди были похожи на маленьких оловянных солдатиков, отчаянно сражающихся с желанием жить, несмотря ни на что. Он притянул к себе Раду.

— Ты встанешь во главе Валахии, тебе будет принадлежать это всё, — Мехмед смотрел на поле брани так, как будто это была шахматная доска. — Ты будешь господином этой земли.

— Ты убьёшь Влада? — этот вопрос не должен был прозвучать, но тем не менее Раду озвучил его.

Мехмед тяжело вздохнул и не сразу повернулся к возлюбленному.

— Ты скажи, должен он жить или нет, — предложил тот, его взгляд был серьёзен, а Раду показалось, что из него выкачали весь воздух.

Султан положил руку на его щёку, ощутив, как похолодел брат валашского господаря.

— Я не хотел тебя ставить перед таким выбором, — смягчился тот.

— Дело решённое, не так ли? — задал риторический вопрос Раду.

Мехмед взял его за ладонь и сжал, оба ощутили пронизывающий холод каменной балюстрады.

— Что это? — встрепенулся валашский мужчина и указал султану на чёрный морок, с бешеной скоростью покрывающий долину.

Правитель Османской империи с ужасом смотрел на открывшуюся картину.

— Что это? — спросил он, стараясь совладать со своим голосом: закалённый в боях и не раз, мужчина сейчас не знал, что происходит.

Морок осел тёмным, плотным, колышущимся маревом на поле и сконцентрировался в чёрные фигуры, оплывшие края сфокусировались в нечто уродливое.

— Demoni…** — прошептал Раду потрясённо.

— Что? — непонимающе переспросил Мехмед.