Драгоценная ты

Эта мысль слегка успокаивает ее, когда она, вдыхая обжигающе свежий воздух, загружает кормушку для ягнят и в тысячный раз размышляет — почему у людей все наоборот? Она высыпает комбикорм, ведро за ведром, ягнята без труда пролезают внутрь, а железные прутья кормушки защищают их еду от старших. У овец сначала едят малыши, потом взрослые. Так и должно быть. Голодные матери не удовлетворяют потребности за счет детей.

«Вот как надо», — думает девочка и под грозное урчание собственного желудка смотрит, как животные поглощают завтрак. Если мать не хочет о ней заботиться, надо позаботиться о себе самой.

Матери удовлетворяют потребности за счет детей. Знакомо.

— Прошу! — Иэн плюхает на стол два стакана. — Ну как? Слегка измененная автобиография — выигрышный жанр, правда?

— Не знаю, я только начала. — Делаю паузу и спрашиваю: — Иэн, я хочу узнать, хочу понять — в какие моменты вы больше всего сожалеете о ребенке? Мне кажется, стоит поразмышлять на эту тему — для писательского опыта и лично для себя.

— Почти всегда.

— Но когда именно? — настаиваю я и снова сжимаю его руку.

— Всего не перечислишь… Например, когда гуляю по парку и вижу пап с мальчуганами или отцов в пабе — в одной руке кружка с пивом, в другой малыш. Я тогда думаю: на их месте мог бы быть я. И…

Комок в горле мешает ему говорить.

Не сдерживайся, Иэн, отпусти себя!

— И когда просыпаюсь по утрам и думаю о будущем, знаешь, что я вижу?

Давай же, Иэн, сдавайся — расскажи мне все.

— И что же?

— Ни-че-го. Ни фига я не вижу. Пустота. Еще один день, похмелье, вечер дома. Просыпаюсь и не знаю, дотяну ли до ночи. Неужели мы так и будем жить: изо дня в день одно и то же — без изменений, без развития, без радости?

Глаза горят.

Попался. Почти.

— Ох, Лили, чего я разнылся? Прости.

Вытирает слезы.

— Иэн, испытывать боль — нормально. И хотеть от жизни большего — тоже! Я вас так понимаю!

Я встаю и раскрываю объятия. Он растерянно моргает, медленно поднимается и позволяет обнять себя через стол.

Шепчу, касаясь губами его уха:

— Я понимаю…

Он слегка поворачивает голову, не возражает против продолжения. Продолжение попозже, пока постоим в обнимку. Я слегка прижимаюсь щекой, провожу пальцами по шее, затем сажусь на место. Снова касаюсь его коленями.

— Ты понимаешь… — тихо повторяет он и больше не делает попытки отодвинуться.

— Да… А знаете, о чем я мечтаю, Иэн? Чего хочу больше всего на свете?

Он кивает, я подвигаюсь ближе, теперь мои колени по обе стороны от его ноги.

— Расскажи, — просит он.

— Я мечтаю о настоящем мужчине. Любить его до потери пульса и подарить ему ребенка.

У Иэна загораются глаза и изумленно отвисает челюсть; ему нужно время, чтобы прийти в себя и продолжить разговор:

— Да? А кто для тебя «настоящий мужчина»?

— Мужчина, который искренне хочет ребенка и до безумия хочет меня.

Я делаю паузу, потом склоняюсь и провожу рукой по его ноге — от колена и дальше — там уже почти все готово. Иэн не шевелится. Победа близка.

Мы быстро допиваем, глядя друг на друга. Его намерения видны невооруженным глазом. Через дорогу от паба церковь Святой Марии, мы идем мимо. По непонятной причине — то ли сказалась выпивка, то ли жалость — Иэн не вызывает отвращения. Скорее любопытство.

Когда он меня целует, мне даже приятно. Правда приятно. Ощупывает всю меня целиком, приподнимает передний край юбки, проводит рукой между ног и стонет. Я молода, готова принять его. Внезапно он видит будущее — неожиданно прекрасное, а я ощущаю свою силу. И его обожание. Я так давно не чувствовала себя любимой, что едва не отдалась ему полностью в темной аллейке среди надгробий. Нет, пока нельзя. Нужно вести игру аккуратно.

— Иэн, не надо… Мы не можем так поступить с Кэтрин, — бормочу я.

Он трезвеет, услышав ее имя, и отступает.

— Черт меня побери! Что ж я творю?

— Иэн, не вини себя, пожалуйста! Это я во всем виновата…

— Нет, ты ни при чем. Виноват только я. С самого воскресенья только о тебе и думаю — еле дождался встречи. Словно всю жизнь тебя ждал. — Изучает свои ботинки и спрашивает: — Скажи честно, кто-то еще сегодня должен был прийти?

— Что будешь делать, если я скажу, что нет?

Тут он снова прижимает меня к дереву, умудряется пролезть рукой под лифчик. Надо же, с ума сходит человек, как мило. Мои прогнозы верны: эта часть плана оказалась самой легкой. С ним даже может быть неплохо.

Иэн не догадывается о моих далеко идущих планах. Я делаю вид, что хоть и сгораю от желания, останавливаю себя ради его жены, которая стала мне лучшей подругой. Я знаю, он чувствует: кто-то понял его первый раз за много лет, причем этот кто-то — молодой и привлекательный. Теперь — отвергнуть его еще пару раз. Я отстраняюсь, потом беру за руки и говорю:

— Как это случилось? Даже не верится…

— Что же нам теперь делать, Лили?