Драгоценность

– Подралась? – Я хмурюсь, поглядывая на сестру. – И с кем же ты дерешься, Хэзел?

Хэзел с укором смотрит на мать.

– Ни с кем. Просто попадаются глупые мальчишки.

– Да, и если это повторится, ты снова будешь наказана, и никаких игр целую неделю, – сурово говорит мама.

Хэзел дуется. А меня, которая слушает эти будничные семейные перепалки, гложет зависть. За этим столом столько любви – настоящей, пульсирующей, живой. Я наблюдаю за тем, как пререкаются Охра с Хэзел, как смеется мама, одергивая расшалившихся детей. Я вижу, что мое место здесь, среди них.

Мне так хочется убедить маму в том, что со мной все будет хорошо. Даже если я сама в это не верю, даже если это ложь. Я не хочу омрачать их счастье.

– Вы только не переживайте за меня, – вдруг говорю я. Все замолкают и поворачиваются ко мне – наверное, надо было выразиться более деликатно. – То есть, я хочу сказать… – Я перевожу взгляд на маму. – Я не пропаду. – Она опускает вилку. Я выдавливаю из себя улыбку и надеюсь, что она выглядит искренней. – С завтрашнего дня я буду жить в Жемчужине. Разве это не здорово? Я уверена, что обо мне там будут заботиться. – У Хэзел глаза, как блюдца. – Но… вы помните… пожалуйста, помните всегда, что я вас очень люблю. Всех вас. – Мой голос дрожит, и я делаю глоток воды. В глазах моей матери стоят слезы, и она прижимает руку ко рту. – Если бы была хоть малейшая возможность остаться с вами, я бы осталась. Я… я так горжусь быть частью нашей семьи. Пожалуйста, знайте это.

Их взгляды прожигают меня насквозь, и я чувствую, что силы меня покидают. Огонь затухает в камине, и я встаю из-за стола.

– Огонь гаснет. Я принесу еще дров, – неловко меняя тему, предлагаю я.

Я выскакиваю за дверь, с жадностью глотая прохладный ночной воздух; у меня дрожат руки.

«Не плачь», – говорю я себе. Если я заплачу, они догадаются, что мне страшно. Я не могу позволить им увидеть мой страх. Пусть думают, что я счастлива.

Я прислоняюсь к стене дома и смотрю на ночное небо, сверкающее звездами. По крайней мере, где бы я ни оказалась, мы всегда будем под одним небом. И мы с Хэзел всегда будем смотреть на одни и те же звезды.

Я поворачиваюсь к поленнице, и мой взгляд падает на лимонное дерево, серебристое в лунном свете. Меня озаряет идея.

Третье Заклинание, на рост.

Я подбегаю к дереву и провожу рукой по знакомой коре. Я знаю, будет больно, но меня это не останавливает. Боль стоит того, что я задумала. И я знаю, что у меня все получится, ведь я лучшая в третьем Заклинании.

Я нащупываю узелок на одной из веток и прижимаюсь к нему рукой, мысленно повторяя слова Заклинания.

Первое: увидеть предмет как он есть. Второе: нарисовать мысленный образ. Третье: подчинить его своей воле.

Я рисую мысленный образ – тепло собирается в моей ладони, и в то же время нарастает боль в основании черепа. Я ощущаю жизнь дерева, ее неосязаемое движение, и цепляюсь за нее, вытягивая наружу, как дергают за нити кукол-марионеток. Крошечный комок набухает под моей ладонью, и зеленый листочек пробивается между моими пальцами. Дерево слегка сопротивляется, и у меня перехватывает дыхание, когда пронзающая боль спускается по позвоночнику, а в мозг впиваются сотни иголок. Я выгибаю спину, голова кружится, но за четыре года в Южных Воротах мне доводилось испытывать и не такое, и я готова идти до конца. Я заставляю себя сосредоточиться, закусываю губу, чтобы не плакать, бережно вытягиваю нити жизни одну за другой, сплетаю их тонкие пряди, словно паутину, и бугорок разрастается, уютно размещаясь в моей руке.

Лимон.

Я отпускаю его, и у меня подгибаются колени. Я падаю на землю, упираясь в нее ладонями, тяжело дыша. Кровь капает в грязь, и я вытираю нос тыльной стороной ладони. Прижимаясь лбом к дереву, я отсчитываю назад от десяти, как учила нас Пейшенс, и постепенно боль стихает, оставляя после себя тупую тяжесть за правым ухом. Дрожа всем телом, я поднимаюсь с колен.

Лимон выглядит, как на картинке, свисая с ветки ярко-желтым налитым тельцем. Хэзел он непременно понравится.

Жизнь дерева все еще пульсирует во мне, и я знаю, что отдала ему и часть себя. Это дерево больше не будет бесплодным.

Я набираю дров из поленницы и возвращаюсь домой, к своей семье.

3

Все воспитанницы стоят на платформе, провожая нас в дорогу.

В Южных Воротах, как и в Северных, Восточных и Западных, есть собственный железнодорожный вокзал. Наша станция конечная в Болоте – поезда дальше не ходят. Станции, с которых рабочие разъезжаются по округам, находятся ближе к стене, которая отделяет Болото от Фермы. Помню, как в детстве я провожала отца на работу и страшно боялась большого черного паровоза с пронзительным свистком и трубой, из которой валили клубы белого дыма.