Драгоценности Парижа (СИ)

И гром грянул. Не успел отряд оставить очередную станицу и втянуться в заросли кустарника вперемешку с камышовым сухостоем, как звучный выстрел сбил с лошади первого из приданных для подмоги молодых казаков. Всадники рассыпались по сторонам, высматривая стрелявшего, но чуть погодя раздался уже ружейный залп. По нему можно было судить, что нападавшие таились за складками местности, бугрившимися вдоль реки. Дарган понял, группа попала в засаду, устроенную с таким рассчетом, чтобы в любой момент можно было переправиться на правый берег Терека, куда инородцу проход был заказан. Поднимать казаков в атаку в таком месте не имело смысла, можно было положить отряд, не встретив противника лицом к лицу. Крикнув спутнице, чтобы она спряталась за лошадью, Дарган завалил кабардинца на землю, вскинул винтовку, станичники последовали его примеру. Наступила тишина, нарушаемая лишь клокотанием пенной стремнины да треском сушняка — в противоположном направлении неслось напролом напуганное стрельбой стадо диких свиней. Где–то стрекотали лягушки, в небе делал однообразные круги ястреб, чуть поодаль его бросок сторожила хищная птица с размахом крыльев в несколько раз большим, это вышел на охоту строящий гнезда на заоблачных кручах горный орел. Дарган поморгал веками, снова до рези в глазах всмотрелся в камышевые метелки, стараясь не пропустить малейшего движения, но те лишь дрожали свечками на легком ветру. От места, где хоронился Чеботарь, прилетел посвист под болотную птицу, казак продвинулся туда. Станичник рукой показывал, что он обойдет заросли слева, а Даргану предлагал повернуть вправо, к нападению прямо готовился его друг Горобец. За каждым из них ждали сигнала к атаке по нескольку терцов. Казак подоткнул за пояс полы черкески, подхватил шашку, чтобы не стукнула ножнами о камень, кошкой сунулся в чащу. Над местом, где он скользил, махалки качались одинаково с порывами ветра, под ногами не хрустнул ни один сучок.

Когда до берега осталось несколько сажен, от Горобца донесся смачный хряск, похожий на тот, когда отрубают голову человеку, противник принялся палить из всех ружей. Местоположение стрелков высветилось как на ладони, они устроились за низким бугром между рекой и дорогой. Дарган скатился к воде, по камням поскакал к занятой врагом позиции, ему нужно было найти выгодный пятачок позади нее. Это почти удалось, но крайний из бандитов вдруг обернулся, открыл рот, чтобы закричать. Дарган в упор разрядил в него винтовку, выдернул из–за спины пистолет, навел на второго абрека в синих штанах. Тот схватился за кинжал, заполоскал что–то на своем языке, казак выстрелил и в него, взялся за шашку сам. Чечены вскочили на ноги, ярость и страх перекосили крепкозубые рты, в воздухе замелькали сабли. Из камыша вырвался распаленный битвой Горобец, к нему бросились сразу трое чеченов. И этот бросок для них получился запоздалым, потому что со всех сторон уже напирали терцы, сходу вступая в бой.

Расправившись с горбоносым разбойником в цветной тюбетейке, Дарган перенес внимание на джигита в добротном бешмете и в красных сапогах. Вид у того был необычным, он походил на закутанного платком юнца, надумавшего выдать себя за мужчину. Скорее всего, это был сынок богатого чечена, которому не хватало разве что смерти, а когда он подал голос, Дарган с удивлением отступил назад. В возгласе почудились женские ноты, словно какая девушка решила спрыгнуть с кручи в горную реку, а сил не рассчитала. Рядом с ним объявился еще один джигит, такой же хрупкий и гибкий, с трудом вращавший перед собой турецкую саблю.

— Гяур, ты ответишь за все, — крикнул первый из них, нанося удар клинком по казаку, зашипел, брызгая слюной. — Грязная свинья, не достойная звания мужчины, твое место в загоне для скота…

Казак без усилий отбил саблю, так–же легко пресек и вторую попытку юнца чиркнуть концом лезвия по собственной шее, принудив недоросля воткнуть его острием в землю. А когда в схватку вмешался второй джигит, боевым приемом вырвал оружие из рук, отбросил его на прибрежные камни. В голове мелькнула мысль, что дело на этом можно закончить, убивать подростков не поднималась рука.

Глава двенадцатая

Но юнцы схватились за кинжалы и ринулись с обеих сторон, Дарган едва успел положить шашку плашмя, чтобы стукнуть ею по макушке того, кто приблизился первым, второго он поймал за рукав бешмета, рванув на себя, подставил ногу и бросил на землю:

— Молоко буйволицы еще надо сосать, а не на большую дорогу выходить, — с раздражением в голосе посоветовал он, добавил каждому пинка под зад со словами. — Передайте отцам, чтобы в следующий раз они приходили сами, а я их встречу.

— Ты уже встретил… — выплевывая кровь из разбитого рта, перевернулся на живот юнец. — … свою смерть.

Он вдруг выдернул из–за спины пистолет, направил его на Даргана, тот едва успел нанести абреку скользящий удар по виску. Концы платка распались на две части, обнажив прикрытое светлорусыми волосами розовое ухо с золотой серьгой. Казак отступил назад, он понял, что перед ним была девушка.