Драгоценности Парижа (СИ)

— Ты права, Софьюшка, надо двигаться, пока еще какая оказия не приключилась.

Казаки не стали возиться с трупами, чтобы по местному обычаю передать их родственникам с правого берега Терека. Они рассудили так, кто спровоцировал нападение, тот пусть за него и отвечает. К тому же, обычным столкновением стычку назвать было трудно, скорее она походила на кровную месть родных убитых накануне главаря абреков Ахмет — Даргана с его затем. На это указывало участие в бою двух женщин со светлорусыми, как у главаря, волосами, их предсмертные проклятия. Когда Дарган поделился раздумьями с Чеботарем, тот перекинул ружье в левую руку, правой потрепал мерно качающего холкой дончака. Дорога вновь нырнула под сень карагачевых деревьев, пятна света забегали по черкескам, золотым сиянием отражаясь в начищенных газырях:

— Так оно и есть, Даргашка, иначе зачем бы чеченам портить отношения с нами, — подергав за уздечку, басовито загудел старый казак. — Женщины, которых ты срубил, доводились Ахмет — Даргану родными дочерьми, остальные джигиты его дальние родственники. Я так думаю, чечены из других тейпов в это дело вмешиваться не станут, им не позволят старейшины, потому что так недолго извести весь ихний род. А эти решили показать преданность традициям.

— И показали, — вздохнул Дарган. — Не думал, не гадал, что на пути к родному дому придется лишать жизни баб… За всю войну подобного случая не представилось.

— Оттого и говорят, что не знаешь, где упадешь, а где встанешь, — Чеботарь сунул деревянную люльку в рот, запыхтел душистым турецким табаком. — Но на тебе вины нет, первым в драку ты не совался ни в тот раз в степу, ни во второй в ущелье, когда кончили зятя Ахметки, ни в этот третий на берегу Терека, когда порешил его дочерей. Значит, закона гор не нарушал.

— Мы сами живем по горским правилам, я привык почитать их с малолетства.

— Иначе здесь не выдюжишь. Хочу упредить, что у Ахметки еще одна дочка осталась, старшая, с малыми дитями на руках. Один из них мальчик.

— Мне про это известно.

— От кого?

— От ее мужа, которого срубили в ущелье за Пятигорской.

— Когда вырастет, за отца с дедом отомстить внук обязан. Так у них заведено.

Некоторое время всадники ехали молча, не переставая зыркать по сторонам настороженными взглядами. Из–под копыт лошадей то и дело взлетали фазаны, глухари и вальдшнепы, но животные к хлопанию крыльев привыкли, они даже ухом не вели. Сновали зайцы и дикие свиньи, за поваленным деревом дорогу перешел олень с ветвистыми рогами, рыжими хвостами заметали следы хитрые лисицы, где–то в глубине протяжно и сыто зевнул бирюк. Лес жил своей жизнью не вмешиваясь в судьбы населяющих его, наоборот, стараясь спрятать от опасностей. Изредка раздавался треск раздавленного сучка или писк зазевавшейся мыши, ни металлического бряцания, ни постукиваний с позвякиваниями, хотя казаки были увешаны оружием до макушки. Прирожденные воины, они с малолетства были приучены приторачивать боевое снаряжение так, чтобы оно не шелохнулось в назначенном ему месте. Дарган втянул пахучий дымок от трубки соседа в себя, он не курил, но сейчас с удовольствием бы приложился к выструганной из чинарного корешка люльке.

— Дядюка Чеботарь, а ведь Ахмет — Даргана с его зятем убивал не я, на мне кровь только его дочерей, — решил признаться он. — Но если бы меня не опередили, я бы все равно их срубил.

— Уже грех легче, четыре чеченских трупа многовато будет, к тому-ж, из одной семьи… А кто абреков порешил? — повернулся к нему старший отряда.

— Этого сказать я не могу.

— Ну и не говори, — легко согласился ветеран. — Впереди у тебя восемнадцать лет на размышления, постарайся за это время не растерять казацкой доблести, правоту свою надо уметь доказывать.

— Это нам известно.

— Как приедешь домой, займись обустройством семейного гнезда, чтобы в хате не переставали звенеть детские голоса, особливо мальчуковые. Они не будут от беды или иной напасти платками носы закрывать, первыми подставят грудь за отца. Не мне тебя учить, но тыл у мужчины должен быть надежно защищен.

— Кое–какие наметки у нас есть.

— Вижу, не слепой, иначе между казацкими черкесками не трясла бы сейчас кисейным подолом хранцузская скуреха, — добродушно засмеялся Чеботарь, тихонько прикрикнул на лошадь. — Куды понесла, конюшню почуяла? Тпру-у, резвая, кабы не пришлось опять удила закусывать.