Драгоценные свидетели

Каждое личное имя употребляли преимущественно не в основной форме, а в многочисленных производных: от Василий — Вася, Васька, Васенька, Васяка, Васёк, Васюк, Василь, Василько, Васюта, Васютка, Васей, Васяй, Васюха, Васюша, Васяня, Васяха, Вака и т. д.; от самого частого у русских в прошлом имени Иоанн насчитано почти полтораста производных форм. Из них возникали топонимы и фамилии. У многих формантов свои ареалы на карте. Так, ‑ута чаще на Севере (мезенские Личутины и др.), вероятно, пройдя через Псков и Новгород из Польши и Белоруссии, а туда — из Литвы. В Верхнем Поочье наибольшее скопление фамилий с ‑очкин, от имен уменьшительно-ласкательных (может быть, ироничных? см. Ванюшечкин, Звездочкин, Ниточкин), а фамилии на ‑сков (Земсков, Донсков, Сотсков) преимущественны на юго-востоке России, характерны для русских пограничных зон XVII—XVIII вв.; много примеров их у яицких казаков собрал Н. М. Малеча, у донских — Л. М. Щетинин. Положенные на карту 20 фамилий на ‑итин (Костромитин, Пермитин, Веневитинов) с удивительной точностью очертили территорию Московского государства на исходе XV в.; их основы обозначали зачисленного на военную службу по определенному уезду, в котором зачисленный получал земельное поместье.

Очень выразительна география фамилий из формы родительного падежа множественного числа: Белых, Долгих, Молодых, Ивановских (они выражали принадлежность не главе семьи, как все другие фамилии, а семье в целом). В XVII в. эта форма именований господствовала в бассейне Северной Двины. По «переписи часовен» 1692 г. в Шенкурских волостях так именовали больше трети всех привлеченных. Позже образования на ‑их вытеснены, но и в 1897 г. они еще охватывали 6% всех крестьян Шенкурского уезда. С Севера они хлынули в центрально-черноземное междуречье (между Орлом—Курском—Воронежем), а на восток — за Вятку, Каму, Урал и настолько распространились в Сибирь, что нашим современникам фамилии ‑их, ‑ых кажутся сибирскими (хотя принесены туда они из обоих их массивов — северного и среднерусского).

Напротив, фамилии из уничижительных именований с ‑ка, обязательных в XVI—XIX в. для всей народной массы, о которых с болью и гневом писал В. Г. Белинский в бессмертном «Письме к Гоголю», повсеместны в России (Гришкин, Васькин, Кондрашкин), кроме Севера, куда не распространилось крепостное право.

Связям большинства формантов с территорией соответствуют и их связи с определенным временем. Эта картина пестра и сложна. Здесь приведены лишь немногие факты, все остальные еще ждут исследователей. Задача не из легких. Необходимо знать и законы русской исторической фонетики, историческую географию России, весь набор личных имен. Мало кто раскроет в фамилии Веденеев имя Бенедикт, а в Охромееве, Фоломине, Вахрушеве узнает Варфоломея. При этом еще надо учитывать и контаминацию, например, форма Ганя возможна и из Гавриил, и из Агафон, и из нескольких других имен.

* * *

Так территориально и диахронично характерны собственные имена на всех уровнях — фонетическом, лексическом, словообразовательном. Это относится не только к топонимии и антропонимии, затронутым здесь, а и ко всем остальным разделам ономастики, изученным слишком мало или не изученным совсем. Ономастика располагает транспортом, о каком не может и мечтать самая богатейшая экспедиция диалектная или историческая — фантастической «машиной времени» Г. Уэллса.

У каждого вида собственных имен свои преимущества и свои минусы, если рассматривать их как источники по истории языка и его диалектов. Топоним не монета, на которой высечена дата, зато он прикреплен к месту (хотя многие топонимы перенесены: например, русская топонимия Сибири — своего рода «повторительный курс» топонимии тех территорий, с которых шли переселенцы, но уже само это — замечательный исторический источник). Фамилии перелётны вместе со своими носителями, но ценно их преимущество — их основы не гадательны, строгая форма канонического имени известна точно, ее сопоставление с живой раскрывает процессы, обусловленные закономерностями истории русского языка и его диалектов.