Драгоценный враг

Сэндвич с индейкой, свежий ананас и несколько Red Vines спустя, мой желудок больше не урчит. Когда мы возвращаемся в его комнату, ощущаю на зубах остатки лакрицы, наслаждаясь оставшейся сладостью. С этого дня я, вероятно, всегда буду ассоциировать красную лакрицу с Августом. (Red Vines — Марка красных лакричных конфет, производимых в Юнион-Сити, Калифорния Американской лакричной компанией. Оригинальные красные твисты Red Vines также иногда называют красной лакрицей несмотря на то, что они не содержат лакрицы. — прим. пер.)

— Август.

Мы уже на полпути ко второму этажу, когда мужской голос прорезает тихую темноту.

Я втягиваю воздух, сжимая грудь.

У подножия лестницы стоит мужчина, похожий на чуть более старую, более аккуратно подстриженную, темноволосую и темноглазую версию Августа. Это определенно не Сорен. Я видела его изображение на достаточном количестве рекламных щитов и видела его выступления на достаточном количестве поздних ночных ток-шоу, чтобы запомнить его.

— Я думал, ты в Филадельфии по работе? — говорит Август.

— Кто это, черт возьми, такая? — мужчина игнорирует комментарий Августа, оглядывая меня с головы до ног так, что меня передергивает. Прищурившись, он изучает мое лицо, словно пытаясь определить мое местоположение. — Ты понимаешь, что как только ты уйдешь, на твоем месте появятся десяток других. Таких же, как ты.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — Август делает шаг к нему, вклиниваясь между нами двумя.

— Просто на случай, если она на секунду почувствовала себя особенной, — говорит ему мужчина. — Не хотел обнадеживать ее. У тебя есть привычка так поступать с людьми. Давать обещания, которые не можешь выполнить.

— Тебе действительно нужно заткнуться на хрен прямо сейчас, — Август цедит слова сквозь зубы и делает еще один шаг ближе к мужчине, но я вцепляюсь рукой в его локоть и удерживаю от безумного поступка.

— Все в порядке, — шепчу я.

Они вдвоем смотрят друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем Август поворачивается и ведет меня наверх, его рука сжимает мою, хотя я не думаю, что он осознает это.

— Он, блять, этого не стоит, — говорит Август себе под нос.

Я не знаю, обращается ли он ко мне или к самому себе.

— Кто это был? — спрашиваю я.

— Гэннон.

— И он всегда так с тобой разговаривает?

Теперь мы сидим на его кровати.

— Наши отношения всегда были… особенными, — пожимает плечами Август. — Но поверь мне, я даю ему вдвое больше.

Сев на кровать позади него, я поглаживаю его плечи.

— Похоже, он мудак.

Август хмыкает.

— Просто забудь о том, что он сказал, хорошо? Он просто выдумал все это, чтобы заставить тебя чувствовать себя плохо и добраться до меня. Так он и делает. Ублюдок получает удовольствие от этого дерьма.

— Я имею в виду… мы же не встречаемся. Тебе разрешено быть с другими людьми. У меня нет никаких претензий к тебе…

Он выдыхает.

— Ну да.

Мгновение мы сидим в глубокой, почти болезненной тишине. Насколько я знаю, в его загадочной голове рождаются всевозможные неприятные воспоминания. Воспоминания, которые он держит внутри, потому что ему больше некуда их девать. Я прижимаюсь щекой к его спине, чтобы дать ему понять, что он не один.

Мощный ритм его сердца звучит в моем ухе, пока я вдыхаю его знакомый запах.

Я буду скучать по этому.

— Ты когда-нибудь представляла меня с кем-то другим? — спрашивает он.

Я сажусь. Август поворачивается, наклоняясь ко мне.

— Что ты имеешь в виду?

Его рот плотно сжат.

— Если ты представляешь меня с другой женщиной, что ты при этом чувствуешь?

Откинувшись, я представляю его с какой-нибудь хорошенькой брюнеткой, мечтающей прижать его к себе на всю жизнь, и это не очень приятно. Но я не могу сказать ему об этом.

Какой в этом смысл? Мучить себя?

Мы не можем быть вместе.

— Когда я думаю о тебе с другим мужчиной, — говорит Август, — это похоже на удар исподтишка. Это единственный способ, которым я могу это описать. Это выбивает из меня дух. Я буквально не могу дышать.

Я секунду обдумываю его слова. Все происходит так быстро, и его признание неожиданно. Подобные мысли приходили мне в голову бесчисленное количество раз, но я лишь принимала их за безрассудные мечты и не более того.

— Что ты говоришь?

Август глубоко вздыхает, откидывает назад свои беспорядочные волосы и выдыхает.

— Я не знаю. Не знаю, что все это дерьмо значит. Я просто… просто знаю, что все по-другому. Быть с тобой. И я не могу это отрицать. Не знаю, что с этим делать, поэтому я выкладываю это здесь.

Он бредит. А Август никогда не бредит.

— Я знаю, что это неожиданно, — продолжает он. — Но это действительно…

Поднеся палец к его губам, торможу его.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — говорю я ему. — И знаю, что ты боишься сказать — потому что я тоже это чувствую.

Я изучаю его черты в темноте, хотя даже если бы мои глаза были закрыты, я бы все равно знала их наизусть.