Мы нашли ресторанчик с морепродуктами и прошлись по главной улице с витринами, как пожилая супружеская пара, чего я никогда бы не сделал до встречи с этой женщиной. Мы сфотографировались у фонтана с русалками — снимки, которые никогда не увидят свет вне наших телефонов, — и Шеридан станцевала для меня возле маленького кафе, где из динамиков на улице звучал Фрэнк Синатра. Я не могу вспомнить, что это была за песня. Я был слишком поглощен ее легкостью, заразительной улыбкой и тем, как весь остальной мир тает, когда мы вместе.
Прижав мою красавицу к пассажирской двери, обхватываю ее милое лицо и заменяю улыбку на ее губах поцелуем.
Я официально
Похотливый мудак с девушкой, которой он не может насытиться, только она не моя девушка. Технически, это даже не свидание. Несмотря на то что мы оба испытываем чувства, мы еще не наклеили ярлыки и не дали обещаний, которые не можем сдержать.
Шеридан приподнимается на носочках, целуя меня в ответ, и скользит руками по моим плечам.
Я не имею привычки желать того, чего у меня нет, но я бы многое отдал, чтобы жить в этом моменте с ней, вечно.
Бесконечный цикл.
Пока Шеридан не появилась в моей жизни, я никогда не задумывался о будущем. Никогда не беспокоился о том, каким человеком я хочу стать однажды. И уж точно никогда не заботился о том, чтобы вернуть или изменить к лучшему чью-то жизнь, кроме своей собственной. Но Шеридан заставляет меня думать о будущем, о том, куда я направляюсь и куда хочу попасть. Она дала мне повод надеяться на будущее, когда раньше у меня не было ничего и никого. Эта женщина — чистая любовь, надежда и сияние, освещающее тьму, которая преследовала меня всю жизнь.
Я не могу вернуться к этому.
Я, блять, умру.
Я растрачу себя на жалкую модную одежду из стодолларовых купюр, спортивных машин и бессмысленного секса с незнакомками, и впервые в жизни это звучит как какой-то пресный ад.
Я хочу смысла и сути. Я хочу ее.
— Куда ты хочешь поехать сейчас? — я отпираю машину и открываю для нее дверь.
Шеридан проверяет свои часы и морщится.
— Вообще-то мне нужно домой. Мама пригласит подругу, а папа будет работать во дворе… Я подумала, что смогу загнать его в угол на улице и поговорить с ним о тех сообщениях.
— Удивлен, что ты до сих пор этого не сделала.
Мы говорили об этом, и каждый раз Шеридан либо меняла тему, либо изрыгала неубедительные оправдания, почему она не может или почему это было не самое подходящее время. Я уверен, что она просто боится.
Реальность чертовски пугает — особенно когда правда имеет последствия, меняющие жизнь.
— Я тоже, — вздыхает Шеридан. — Просто… что если я ошибаюсь?
— Права ты или нет, но ты заслуживаешь объяснений по поводу этих сообщений.
— Правда.
Шеридан забирается в машину, и я закрываю за ней дверь.
Через минуту мы возвращаемся домой, в свои реальности. Она напевает песню Led Zeppelin по радио, что-то о девушке с любовью в глазах и цветами в волосах. Я молча запоминаю слова, чтобы потом найти песню и послушать ее, когда захочу заново пережить этот момент.
Протянув руку через консоль, я беру Шеридан за руку и подношу к своим губам.
— Я здесь для тебя, Розочка. Все, что тебе нужно.
Это не совсем «Я люблю тебя», но это самое близкое к тому, что я когда-либо говорил.
Она кладет голову мне на плечо, пока мы едем, и я эгоистично выбираю долгий путь домой, чтобы провести лишние четыре минуты рядом с Шеридан.
Время идет, дни пролетают быстрее, чем должны, и если я чему-то и научился в своей жизни, так это тому, что все хорошее рано или поздно заканчивается. И по моему опыту, самые лучшие вещи, как правило, сгорают в огне.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ШЕРИДАН
— Привет, малыш. Пожалуйста, скажи мне, что ты пришла сюда, чтобы почистить горох, — папа сидит в кресле на лужайке у маленького огорода возле гаража, две миски у него на коленях. — Здесь миллион этих маленьких хреновин.
Мой отец и его полезные увлечения — разительный контраст с его альтер-эго…
Мама и ее лучшая подруга детства сидят на кухне и беседуют за чаем улун и купленным в магазине кофейным тортом. Если когда-либо и было время, чтобы поговорить с отцом об этих сообщениях, то именно сейчас, пока мама занята и отвлечена.
— Вообще-то, я хотела поговорить с тобой кое о чем.
Я засовываю руки в задние карманы и ставлю босые ноги на траву. Тепло ползет по моей шее, вероятно, окрашивая ее в маленькие розовые пятна, но я прочищаю горло и проглатываю свои сомнения. Август напомнил мне, что я заслуживаю знать правду об этих сообщениях. И он прав.
Папа перестает чистить горох и поправляет солнцезащитные очки.
— Конечно. В чем дело?
— Я видела несколько сообщений на твоем телефоне… от кого-то по имени КТ, — говорю я.
Он молчит с каменным лицом.
— И я видела тебя с Карой Тиндалл, — добавляю я. — Вообще-то я видела вас вместе несколько раз.
Отец ставит миски на деревянный выступ в саду, откидывается в кресле и скрещивает ноги.
— Позволь мне быть с тобой предельно ясным, Шеридан. Ты все неправильно поняла. На твоем месте я был бы очень осторожен и не делал поспешных выводов.