Драгун, на Кавказ!

– Всё старое тут оставь, – приказал Димке стражник. – Оставляй, оставляй, – кивнул он на нары. – Оно всё равно у тебя рваное и вонючее, небось, там вшей больше, чем у бродячего пса в шерсти. А чего ты лапти-то не надел? Придумал тоже – ноги ему, видишь ли, стирает лыко, – пожал он плечами, выслушав доводы арестанта. – Прямо как будто царских кровей! Ну ладно, носи пока свою обувку, а лапти всё же тоже в руки возьми. Господа прикажут, так всё одно и их натянешь. Пошли, пошли! – мотнул он головой в сторону двери. – Куды надо! Больно уж ты разговорчивый, как я погляжу, стал, как энту неделю в купеческой камере посидел. Вот говорил же, что не нужно было тебя баловать и из тёмной в неё переселять.

– Ну вот, хоть на человека стал похож! – оглядывая арестанта, протянул благодушно капитан-исправник. – Так, смотри сюда, беспамятный, мы по тебе все бумаги подняли, розыскные списки внимательно поглядели и всё ж таки нашли, кто ты таков на самом деле будешь. Так вот, зовут тебя, оказывается, Тимофей, Тима. По батюшке ты Иванович, а фамилия твоя Гончаров. Сам из крепостных горнозаводских крестьян помещицы Аграфены Ивановны Дурасовой. Приписан был к Верхоторскому медеплавильному заводу. Закончил два класса церковно-приходской школы при храме Казанской иконы Божией Матери, а потом ещё вдобавок два в горнозаводском училище науки постигал. Ну вот, радуйся теперь, Тимоха, считай, что нашёл ты сам себя сейчас. А то всё – Димка я, Димка. Так вот не Димка ты вовсе, а Тимка Гончаров. Так бы ведь и жил дальше в полном своём неведенье.

– Спасибо вам, господин капитан-исправник, – учтиво поклонился уездному начальнику паренёк. – Вот и хорошо, что всё наконец-то разрешилось, ну всё, я уже свободен и теперь могу идти?

– Куда это? – усмехнулся капитан-исправник. – А ну-ка, Василий, выйди пока за дверь, только далёко от неё не отходи, скоро понадобишься.

Конвоир вышел, а Фёдор Евграфович, поскрипывая жирно смазанными сапогами, подошёл ближе к арестанту.

– Ты, видать, и правда, совсем памяти лишился, так я тебе немного её освежу, – проговорил он, оглядывая с головы до ног парня. – Ты, Тимоха, попал по постановлению волостного схода в рекрутские списки и теперича вовсе даже не крепостной человек, а самый что ни на есть слуга государя императора. Но при всём этом ты ведь ещё и умудрился сбежать в прошлом году по пути в город. Думали все, что тебя уже медведь давно сожрал, леса-то ведь у нас вокруг глухие. А ты вон, оказывается, по горам в это время лазил да башкой своей дурной о камни бился. Но всё это совсем даже теперь не шутки, голуба, ибо совершил ты преступление не против соседа, а супротив всей нашей державы и против самого государя императора, благословенного и милостивого монарха Александра Павловича. А что ты сейчас на меня своими глазками хлопаешь? Ты есть государственный преступник, Тимоха, ибо вместо того, чтобы чинно следовать к месту своей службы, решил вдруг в бега удариться. А за это что бывает, смекаешь? А за это тебя положено сейчас сечь кнутом нещадно, рвать ноздри клещами и выжигать на лбу калёным железом клеймо как беглому преступнику. Потом заковывать в кандалы и отправлять по этапу через Уральские горы к дальним сибирским рудникам да на вечную каторгу. Дойдёшь ли ты до места, мне это неведомо, слышал я, что половина арестантов по дороге дохнет, а ты вона какой сам худой. Ну а коли вдруг повезёт и всё же ты туда дойдёшь, то два, от силы три года кайлом помашешь, и всё равно тебя где-нибудь в шахте безо всякого отпевания потом зароют. Ну так что, даём мы ход твоему делу, а, беглый?

Димка стоял словно ошарашенный. Все его надежды, все планы, мечты – всё одним разом рухнуло. Рассказать прямо сейчас, что никакой он не Гончаров Тимка, а человек из далёкого двадцать первого века и что попал сюда совершенно чудесным образом? Он поглядел в какие-то прозрачные, холодные глаза исправника. Ну да, такому вот расскажи, для него жизнь какого-то крепостного всё равно что курёнка. Только того хоть сварить на суп можно, всё от него какая-то польза, а вот с ним что? Крикнет сейчас конвоира Василия, кинут его опять в «тёмную», а потом оформят как пойманного беглого. И кнутом действительно отметелят, и ноздри вырвут, и потом на каторгу босым погонят. А перед губернским начальством отчитаются, как они порядок в своём уезде железной рукой наводят. Неет, уж лучше в рекруты, чем в каторжане. И он, глубоко вздохнув, проговорил:

– Не надо давать ход делу, господин исправник. Что мне нужно делать?