– И почему он так орет?
– Потому что собирается на тебе жениться, как я понимаю.
Какое-то время Катя молча смотрела на Сашу, потом она засмеялась.
– Жениться на мне? И кто? Охапкин? Вот уж глупость.
– Судя по тому платью, в которое ты вырядилась, не такая уж и глупость.
Только сейчас Катя обратила внимание на то, как она одета.
– Что это на мне? – ахнула она. – И где это я? Это что… Какой-то туалет?
– Туалет ЗАГСа.
– А что я тут делаю? И ты тоже? А-а-а… Я поняла! Это мне все снится!
Но в этот момент дверь туалета все же поддалась ударам извне, замок вылетел из своего гнезда и повис на одном винтике. Ручка жалко скривилась и погнулась. Наконец и сама дверь вылетела с петель, и в туалет ворвался Охапкин с парочкой своих приятелей. Саша мигом их узнал. Это были те самые ребята, которые прогнали его от дома Катиных родителей. Они тоже узнали Сашу и свирепо на него уставились. Но пока команды не было, цепные псы вели себя смирно.
Что касается Охапкина, то он быстро оценил всю диспозицию. А увидев ущерб, который нанесла чистая вода внешности его невесты, он помрачнел еще больше. Что и говорить, с мокрыми повисшими прядями Катя выглядела далеко не такой парадной и роскошной, как еще четверть часа назад. Нет, Саше она нравилась именно такой, но вот Охапкину такая простота была не по вкусу.
И все же он протянул своей невесте руку и, лицемерно улыбаясь, произнес:
– Катенька, сердечко мое, пойдем к остальным.
Но Катя стояла, не шевелясь.
– Там твои родители. Они тебя ждут.
– Никуда я не пойду. Да и зачем? Свадьбы не будет. Не знаю, что это было до сих пор, но теперь я пришла в себя, и свадьбы не будет. И забери у меня это!
И Катя с отвращением ткнула пальцем в платье, надо сказать, еще недавно очень красивое. Но теперь это платье с пятнами от воды вряд ли подходило для свадебной церемонии. Да и чисто умытое лицо, с которого Катя бумажной салфеткой убирала остатки влаги вместе с косметикой, тоже совсем не подходило к наглаженному, накрахмаленному, напомаженному и надушенному Охапкину, который весь был один сплошной сгусток застывшего лака и геля. А уж удушающее облако парфюма, которое вошло в туалет вместе с Охапкиным, заставило его невесту просто раскашляться.
– Катенька, я тебе сейчас попить дам, – послышался еще один голос, и тут же в туалет протиснулась Светлана.
Она обменялись с Охапкиным понимающим взглядом и запричитала над испорченным платьем дочери, уговаривая ее попить и перестать кашлять. При этом Светлана настойчиво пихала в руку дочери крышечку от термоса, уверяя, что там налит теплый сладкий чаек, как Катенька и любит.
– Попей, доченька! Промочи горлышко.
И она так энергично подталкивала руку дочери к губам, что Катя почти поднесла ко рту этот «чаек». Но прежде чем Саша успел закричать: «Не пей!» – девушка резко опустила руку, и вся жидкость выплеснулась на кафель.
– Ай! Что делаешь!
– Не буду я пить твой чаек, мамуля! – зло произнесла Катя. – Теперь я вспоминаю, что со мной случилось. Это ты угостила меня своим замечательным «чайком», и после него я ничего больше не помню. Очнулась в туалете ЗАГСа! Ты чего туда подлила? И зачем это сделала?
Катя была в такой ярости, что ее мать струсила. Она отступила на несколько шагов и залепетала:
– Для твоего же счастья, доченька! Для твоего же счастья!
– Выдать меня замуж за мерзавца?
– Он не мерзавец! То есть, может быть, и мерзавец, но какая разница, если он поможет всем нам разбогатеть?
– Это как же? А?
Но Светлана молчала, сверля Сашу ненавидящим взглядом.
– Это все ты устроил? Да? Ты подстроил, чтобы девчонка очухалась? Что ты ей дал?
Саша не стал даже отвечать, тем более что его опередила Катя.
– Да! – с вызовом глядя на мать, воскликнула она. – Это Саша меня спас! Он мой герой! Примчался и не дал негодяю совершить со мной непоправимое.
– О чем ты говоришь? Никто Сереге и не позволил бы к тебе прикоснуться! Думаешь, мы с отцом вообще уже того? Вы бы с Сережей сегодня поженились, и дальше всё!
– Что?
– Ты вернулась бы домой. А он занялся бы оформлением твоего наследства!
Когда прозвучала фраза про наследство, Саша заметил, как напрягся Охапкин. Какой жгучей ненавистью заблестели его глаза. Как судорожно сжались пальцы, напоминая теперь когти зверя. Он с удовольствием запихнул бы каждое слово обратно в глотку разговорившейся бабищи. Но закаленной за своим прилавком Светлане чепуха вроде Охапкина была нипочем.
Она и бровью в его сторону не повела и продолжила:
– Во всем виноват твой отец.
– Папа?
И Катя растерянно взглянула на дядю Колю, тоже переминающегося с ноги на ногу в дверях туалета.
– Нет, не этот. Не Коля, а твой настоящий отец.
– Ты же говорила, что он умер.
– Ну теперь-то точно умер. Но умерев, он оставил самое дурацкое завещание, какое можно себе только придумать. Он оставил все свои деньги, земли, дома и прочее тебе – его единственной дочери, но с условием, чтобы ты обязательно оказалась бы замужем до достижения двадцатипятилетнего возраста.
– Двадцать пять мне исполнится через месяц.