Драйзер. Русский дневник

Каковы были намерения Драйзера, предпринявшего поездку по СССР? Почему он сохранил именно такой «личный» дневник? Почему он не сказал Кеннел об изменениях, которые внес в текст, и почему так серьезно его отредактировал?

Похоже, еще до отправления из Нью-Йорка писатель задумал дневник как нечто большее, чем просто частный дневник путешественника. Так, в его первых записях приводятся подробности и информация, которые предполагают, что у дневника предусматривались читатели: например, он называет кличку своей собаки – «Ник (русская борзая)» и подчеркивает, что его сельский дом, расположенный к северу от Нью-Йорка, называется «Ироки» (см. стр. 62). Кроме того, первые записи содержат большие отрывки с тщательно прописанными диалогами между автором и другими участниками. Этим дневник сильно отличается от коротких, отрывистых записей в духе «стаккато» или «резюме», характерных для других его сохранившихся дневников и путевых заметок. До этого все его записки путешественника были написаны в основном как памятки для предполагаемых журнальных статей или книг путевых заметок (травелогов). В них он в основном записывал впечатления и намечал линии изложения – как, например, в путевых заметках, которые послужили основой для произведений «Сорокалетний путешественник» (A Traveler at Forty, 1913) и «Каникулы уроженца Индианы» (A Hoosier Holiday, 1915)[7]. При написании этих книг он обращался к своим заметкам и позволял памяти и фантазии выполнять всю остальную работу.

Одна из примечательных особенностей книги «Драйзер смотрит на Россию» (Dreiser Looks at Russia, 1928)[8], которую он написал на основе своего путешествия по СССР, состоит в том, что она по структуре и содержанию минимально связана с соответствующим путевым дневником. Возможно, Драйзер сохранял свой русский дневник, чтобы опубликовать его в качестве отдельных путевых мемуаров – этот жанр стал тогда популярным у «политических паломников». Если дело обстояло именно так, то он, скорее всего, отказался от этой идеи после повторного прочтения текста Кеннел. Книга «Драйзер смотрит на Россию», вероятно, стала бы гораздо лучше, если бы он следовал своему обычному способу построения повествования вокруг отдельных частей путевых дневников, которые он организовал в хронологическом порядке и связывал между собой анекдотами и личными размышлениями. Вместо этого он выбрал для глав впечатляющие, громкие названия вроде «Текущий советский экономический план», «Коммунизм – теория и практика», «Современные проблемы русского крестьянства», то есть сформулировал темы, для обсуждения которых не имел достаточной квалификации.

Как следствие опубликованная книга Драйзера, написанная на основе его поездки в СССР, оказалась гораздо более дидактичной и пафосной, чем обычный путевой дневник. Что объединяет эти два типа дневников, так это неопределенность в отношении к советскому эксперименту, которую Драйзер разделял со многими американскими интеллектуалами 1920-х годов. К 1927 году мало что осталось от некритического энтузиазма по поводу нового российского порядка, который заставил американского писателя и журналиста Линкольна Стеффенса заявить: «Я был в будущем, и оно работает»[9]. Самые ранние надежды на возникновение в Москве новой политической Мекки были омрачены мировой войной. Еще больше поляризовал отношение американцев к СССР страх перед «красной угрозой». Впрочем, на фоне разрушений и ужасов Гражданской войны даже большевистские герои 1917 года стали казаться весьма человечными, а когда в середине 1920-х годов советская власть приняла Новую экономическую политику (НЭП), многие, в том числе и Драйзер, стали полагать, что в стране происходит сдвиг от демократического социализма к чему-то напоминающему американский капитализм. Кроме того, ко времени приезда Драйзера в Россию деятельность многих «ранних революционеров» уже подошла к печальному концу. Джон Рид[10]был похоронен у Кремлевской стены на фоне слухов о его окончательном разочаровании в советской власти; Эмма Гольдман[11] очень ярко описала свое разочарование тем, как Ленин подавил восстание анархистов в Кронштадте. Сам дневник Драйзера содержит патетическое описание последних дней жизни в Москве бежавшего из США рабочего лидера Уильяма Хейвуда, больше известного как Большой Билл)[12].