Тучи ворон, летающих над снегом, я думаю об отступлении от Москвы [нечитаемое слово]. Длинная процессия из крестьянских фургонов, возвращающихся с полей в сумерках – их тут сотни. Впервые я вижу «тройку» и ощущаю реальность, которую изображали русские писатели. Но это Польша. В 17:00 нам предлагают чай с пирожными. Все новые и новые станции. Ужин – рядом с российской границей. В вагоне-ресторане отказываются от русских денег. Марки, злотые, доллары – да. Но не рубли. Подъезжаем к […]. Граница. Прекрасная польская станция. Множество полицейских и солдат. Теряем здесь еще час. Там, через границу, – Россия, Негорелое. Сейчас ночь. Снова солдаты и люди, паспортный контроль. Но сразу чувствуются перемены. Как-то все более мягко, более эмоционально, менее «железно». Мне стало ясно, что здесь пересадка. «Дорогой товарищ». Перегрузили мои сумки, я захожу в зал, который оказался залом приема делегатов. Группа. Речи. Ответы. Нам дают поесть. Г-н Джи из Чикаго – китайский делегат из Чикаго, который знает обо мне. Г-н Лео из Сан-Франциско (Университет имени Леланда Стэнфорда), который также знает обо мне. Оба говорят по-немецки. Потом под звуки оркестра группу провожают к поезду, и меня помещают в одно купе с г-ном Джи. Он говорит: «Я не ожидал столь многого на этой земле». Еще выступления – на этот раз делегаты – в том числе г-н Лео – из поезда, но по-немецки. Он тоже против Das Kapitalisms. я оставляю свои сумки. Телеграмма из Москвы переводит меня в отдельное купе. Постель застилают только к полуночи. Неопрятный французский товарищ по соседству.
Москва
4 нояб. 1927 года. пятница, в России