Драккары Одина

—  Покажешь нашим гостям их опочивальню, — приказал ему Людовит, а на языке данов сказал: — Он отведет вас туда, где вы сможете отдохнуть. Завтра, Рагнар, ты увидишь Ягмиру, и тогда решим, что делать дальше.

—  Сладкий сон! — коротышка Эпп семенил по залу, ухмы­ляясь норманнам. — Тот, кто спит, узнает обо всем. Бесы про­сыпаются ночью, а леший голодный бродит в лесу. Кто, кто попадется ему в этот раз?..

Его бормотанье было понятно только Дитфену, а остальные викинги еле сдерживали себя, чтобы не дать карлику пинка. Все чувствовали, что он смеется над ними, но ничего не могли поделать.

—  Ты понимаешь, о чем он там бормочет? — спросил Виглиф Беспалый.

—  С трудом, — ответил вполголоса Дитфен. — Он вроде желает нам спокойного сна...

—  Его ухмылка слишком дерзка, — сказал Виглиф, как бы невзначай дотронувшись до рукояти своего меча. Прикосновение к оружию действовало успокаивающе. Меч викинга — его брат. Руническая надпись на мече Беспалого гласила — «Убиваю­щий Врага».

—  Гости не обсуждают лошадь хозяина, — Дитфен рассеянно огляделся. Этот карлик и в самом деле вел себя неподобающе. Но подавать вида было нельзя.

Еще в самом начале, узнав, что князь говорит на языке данов, Дитфен предложил Рагнару не раскрывать его по­знания в местном диалекте. Пока все шло как нужно. Дит­фен, которого принимали за викинга, услышал много лю­бопытного. Насмешки над норманнами, правда, звучали не часто и не очень громко. Их называли пожирателями рыб, говорили, что они обтираются жиром морских животных, когда идут в спальню своих жен, а также готовы удавиться за одну меру серебра, а потому как голодные волки рыщут по побережьям разных земель, чтобы хоть как-то выбраться из нищеты.

— Пей, пей, пожиратель тухлой рыбы! — говорил со смеш­ком один из слуг князя, подавая саксу чащу с вином.

А бывший вожак береговых разбойников пьяно улыбался в ответ, благодарил слугу на чудовищной смеси языков саксов и данов, делая вид, что ничегошеньки не понимает...

Они шли по длинному коридору, освещенному коле­блющимся светом зажженных факелов, и иногда у Олафа появлялась безумная мысль, что они идут по запутанному лабиринту прямиком в лапы кому-то из их многоглавых богов. Чудилось, там, за этими глухими стенами, сидит восьмиглазый бог-чудовище и ждет их прихода.

* * *

Ветер стих, и темнота сгустилась настолько, что нельзя было различить берег и казалось, что драккар находится где-то в открытом море. Колбсйн, оставшийся в эту ночь дозорным, боролся со сном, как мог. «Око Дракона» покачивался на вол­нах, и в зыбкой тишине можно было уловить плеск большой рыбины у борта. Кто-то из спавших викингов вскрикнул во сне, борясь с мнимыми порождениями Муспелля.

Колбейн тряхнул головой, и вдруг глухой всплеск где-то у носа драккара заставил его насторожиться. Что это могло быть? Колбейн продолжал прислушиваться, вглядываясь в темноту, но безуспешно. У викинга возникло странное впе­чатление, что только что с борта судна упал мешок. Или... все же — человек? Колбейн перегнулся через борт, глядя в воду. Он сразу вспомнил о таинственном исчезновении Свена из Хеделанда. Что если какое-то морское чудовище похищает его товарищей? Колбейн: хотел пройти на нос корабля, но передумал. Он мог ненароком задеть кого-нибудь из спящих, а этого никто не любил.

Помаявшись в сомнениях, викинг успокоился. Мало ли что могло ему почудиться? Но на рассвете Колбейн понял, что ему не почудилось. Исчез их проводник Ульберт.

— Куда он мог деться? — глаза Инегельда сверлили лицо Колбейна, который, вспомнив о всплеске, раздумывал.

— Я что-то слышал...

—    Что? Что? — нетерпеливо бросил Инегельд.

—   Мне показалось, что у правого борта кто-то упал в воду.

—    Почему ты не разбудил меня?

—   Я был не уверен... — помялся Колбейн. Ночные при­зраки... Кто их разберет? Отец рассказывал ему о мертвецах, выбирающихся по ночам из морских глубин, чтобы тревожить живых. А Колбейн предпочел бы встретиться с десятком живых воинов, нежели с одним ожившим мертвецом.

—    Ладно, иди, — сказал Инегельд. — И помалкивай.

Когда Колбейн отошел от него, Инегельд посмотрел в сто­рону берега. Потом перевел взгляд на мыс — самое ближайшее место суши. Хороший пловец в тихую погоду мог доплыть туда без особых помех.

Зачем Ульберт прыгнул в воду? Чего он боялся? А Свен? Что же случилось с ним? Ответа пока не было. Угрюмый дан не очень верил в призраков, полагая, что живые куда опаснее мертвых. Но малая толика суеверия жила и в его недоверчивой и мятежной душе.

* * *

Ночь в замке прошла спокойно, если не считать маленького события, которое осталось незамеченным для всех викингов кроме одного — того, кто оставался часовым уже после по­луночи. Этим человеком был Олаф.